ЯЗЫК. КУЛЬТУРА. МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ (К ВОПРОСУ О СИНТЕЗИРУЮЩЕМ ХАРАКТЕРЕ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ)

Byadmin

ЯЗЫК. КУЛЬТУРА. МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ (К ВОПРОСУ О СИНТЕЗИРУЮЩЕМ ХАРАКТЕРЕ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ)

Сборник материалов конференции «Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия», 2012 г.

Аврамов Георгий Георгиевич,

кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой французского языка
факультета лингвистики и словесности Южного федерального университета
(г. Ростов-на-Дону, Россия)

ЯЗЫК. КУЛЬТУРА. МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ (К ВОПРОСУ О СИНТЕЗИРУЮЩЕМ ХАРАКТЕРЕ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ)

Наблюдаемое на рубеже тысячелетий перемещение в центр исследовательского интереса проблемы «Язык и культу­ра», которая стала одним из приоритетных направлений в разви­тии не только науки о языке, но и гуманитарных наук в целом, имело одним из своих следствий интенсивную разработку про­блем межкультурной коммуникации (МКК) различными пред­ставителями гуманитарного знания — лингвистами, философами, культурологами, когнитологами, психологами, социологами. Все это неизбежно ставит вопрос о ее статусе и месте в совре­менной научной парадигме. В данной статье предпринимается попытка определить положение достаточно еще молодой науч­ной дисциплины — межкультурной коммуникации среди других гуманитарных наук.

Появление межкультурной коммуникации, которая соче­тает в себе фундаментальные знания и прикладное начало, как предмета научного исследования было обусловлено как социо­культурными, так и чисто научными причинами. К первым можно отнести глобализацию экономического, политического и культурного аспектов международного сотрудничества, необходимость налаживания быстрой и эффективной коммуникации со странами-союзниками и мощный иммиграционный процесс, наблюдаемые в мире и особенно в США после окончания Вто­рой мировой войны, которые сопровождались основанием ООН и ЮНЕСКО, провозглашением прав человека и деколонизацией, а затем и созданием Европейского союза, раскрытием границ, исчезновением «железного занавеса» и т.д. и т.п. Актуальность исследования проблем межкультурной коммуникации объясня­ется характером современной эпохи — эпохи транснационализа­ции культурных и языковых пространств, создания межнацио­нальных государственных и общественных объединений и, как следствие, невиданной эскалации числа межэтнических контак­тов [Привалова: 2005, 6]. Это повлекло за собой повышение ин­тереса к проблемам взаимодействия языков и культур и куль­турно-языковой идентичности народов.

С другой стороны, на рубеже тысячелетий произошла смена научной парадигмы гуманитарных знаний вообще и в языкознании в частности, где на первый план вышла идея антропоценричности языка, которая обусловила разворот лин­гвистической проблематики в сторону человека и его места в культуре, ибо в центре внимания культуры и культурной тради­ции стоит языковая личность во всем ее многообразии как физи­ческая, социальная, интеллектуальная, эмоциональная и рече-мыслительная сущность [Маслова, 2004: 7]. Таким образом, идея антропоцентричности языка является закономерным ито­гом движения лингвистической мысли от наивного материализ­ма античности через теологический подход средневековья к ате­изму энциклопедистов и — далее — к психологизму (XIX в.), со­циологизму (XX в.) и антропоцентризму [Лейчик, 2007: 101]. При этом феномен языковой личности в контексте проблемы «человек и культура» выполняет и интегрирующую, и диффе­ренцирующую функции. С одной стороны, в современных лингвокультуроведении и коммуникативистке языковая личность рассматривается как когнитивно-коммуникативный инвариант, как комплексный прототип, существование которого обеспечи­вает саму возможность и надежность общения между предста­вителями данной лингвокультуры, а также объясняет, как и по­чему представители одной лингвокультуры, отличающиеся друг от друга по самым разнообразным характеристикам, могут более или менее успешно взаимодействовать друг с другом в процессе коммуникации [Гришаева, Цурикова, 2006: 198-199]. Рассмот­ренный под таким углом зрения, феномен языковой личности является отражением культурной идентичности в речемыслительной деятельности. С другой стороны, в акте межкультурной коммуникации участвуют языковые личности, осуществляющие операции рефлексии над различием своей и чужой культур [Привалова, 2005: 21]. И именно потому, что процесс межкуль­турной коммуникации является продуктом взаимодействия язы­ковых личностей, в ней (МКК) в наиболее эксплицитной форме выражается дифференцирующая функция феномена языковой личности, манифестирующаяся в национально-культурной от­меченности языка в целом и отдельных языковых явлений — в частности. Все это с неизбежно приводит ученых — гуманитари­ев к выводу о том, что существование языка невозможно вне контекста культуры, частью которой язык и является. Как спра­ведливо отмечает К. Леви-Строс, диалектика соотношения языка и культуры очень сложна, многогранна и многоаспектна и за­ключается в том, что язык одновременно и продукт, и важная составная часть, и условие культуры [Леви-Строс, 1985].

Однако в современном языкознании уже утвердилось мнение, что важнейшей характеристикой антропологической направленности современной лингвистики является различение не только ее культурологического, но и когнитивного аспектов [Хроленко, Бондалетов, 2004: 263]. Это связано с тем, что язык является не только средством объективации культурной карти­ны мира, но и манифестацией языкового сознания и, соответст­венно, языковая личность рассматривается не только как «субъ­ект национальной культуры» [Телия, 1991: 13], но и как носи­тель этнолингвокультурного сознания, понимаемого И.В. При­валовой как «инвариантный образ мира, соотнесенный с особен­ностями национальной культуры и национальной психологии и существующий как в общественной, так и индивидуальной фор­мах» [Привалова, 2005: 8], т.е. именно «в условиях межкультур­ного общения целесообразно трактовать языковую личность как носителя этнолингвокультурного сознания, или лингвокультурную личность, что позволяет подчеркнуть ее национальные чер­ты, проявляющиеся в фонде языковых средств, служащих мате­риалом для ее реконструкции [там же: 41].

Это привело к фор­мированию в рамках развития антропологической парадигмы в языкознании таких междисциплинарных направлений как, лингвокультурология, изучающая во всей ее полноте проблему «язык и культура», и когнитивная лингвистика, исследующая сложнейшую проблему «язык и мышление/сознание», которые важны не только сами по себе, но знание которых необходимо человеку для успешного межкультурного общения. Следует особо подчеркнуть, что реально разработка современной теории МКК ведется на основе интегрированного изучения взаимоот­ношений языка, культуры и сознания, что обусловлено онтоло­гией такого многогранного явления, каковым является процесс межкультурного общения: процесс межкультурной коммуника­ции есть общение носителей разных языков и культур, т.е. не­идентичных национальных сознаний, что манифестируется в том, что «тела языковых знаков представляют собой реальную (вербальную) форму виртуальной сущности (образов сознания). В процессе межкультурного общения языковые знаки выступа­ют как функциональные единицы и одновременно являются «овнешнителями» языкового сознания» [там же: 21]. Поэтому разделение лингвистического, культурологического и когнитив­ного аспектов МКК в определенной степени условно и является не более чем исследовательским приемом, помогающим вы­явить специфику языковых, культурных и концептуальных эле­ментов, которые в реальном коммуникативном акте представи­телей различных этнолингвокультур представлены в интегриро­ванном виде как образ этнолингвокультурного сознания, кон­ституируемого единицами трех пространств: лингвистического, когнитивного, культурного [там же: 42].

Лингвокультурология представляет собой комплексную научную дисциплину синтезирующего типа, изучающую всю совокупность культурно-языковой проблематики, т.е. иссле­дующую взаимосвязь и взаимодействие культуры и языка в его функционировании и отражающую этот процесс как целостную структуру единиц в единстве их языкового и внеязыкового (культурного) содержания при помощи системных методов и с ориентацией на современные приоритеты и культурные уста­новления (систем норм и общественных ценностей) [Воробьев, 1999: 125-126]. Междисциплинарный характер лингвокультурологии не является ее недостатком и доказательством ее «ненауности» или «псевдонаучности», а наоборот, поскольку совре­менная методология науки склонна видеть в плюрализме мне­ний и пролиферации теорий не слабость науки и недостаток на­учных исследований, а их достоинство [Гак, 1998: 13]. В этом плане лингвокультурология является выражением общей тен­денции современной науки к интеграции, взаимовлиянию и взаимопроникновению различных областей знания при изучении общего объекта исследования, каковым, в конечном счете, является человек как носитель языка и культуры. Лингвокультурология является закономерным результатом развития идей В. Гумбольдта, Э.Б. Кондильяка, А.А. Потебни, Э. Бенвениста, И.А. Бодуэна де Куртэне и др., своеобразно проинтерпретиро­ванных в гипотезе лингвистической относительности Сэпира-Уорфа и развитых современными философами, лингвистами и культурологами на новом витке развития гуманитарного знания. Основные положения данной концепции можно свести к сле­дующему:

1) материальная и духовная культура воплощается в язы­ке: язык является не только специфическим способом существо­вания культуры, но и фактором формирования культурных ко­дов и рассматривается «как вербальный код культуры, как ее творец» [Толстой, 1982: 24]. Взаимодействие языка и культуры -этих двух атрибутов человека — основано, прежде всего на том, что «… присущая языку знаковая природа есть общее свойство всей совокупности социальных феноменов, которые составляют культуру» [Бенвенист, 2002: 58[1]] . Семиотическая природа куль­туры проявляется прежде всего в повседневном поведении чело­века, большая часть которого состоит из знаковых ситуаций. Это и когда студенты встают, при входе преподавателя в аудиторию, и когда мужчина пропускает при входе в помещение женщину, и когда студент, недовольный оценкой, хлопает дверью при выхо­де с экзамена, это и обручальное кольцо на руке женщины или мужчины и.т.п. Всё это — знаки, которые человек использует в своей повседневной жизни в соответствии с полученным воспи­танием и/или нормами окружающего человека мира. Но всё это вместе взятое входит в сферу культуры в самом широком смыс­ле слова [Норманн, 2004: 24-25]. Эта семиотическая изоморфность языка и культуры позволила многим ученым рассматри­вать культуру как совокупность определенных знаков — культурем — рассматриваемых как таксоны культуры [Моль, 1973], как культурный знак, знание которого входит в собственно культурную компетенцию народа и в котором обобщены результаты человеческой духовной деятельности [Телия, 1996; Привалова, 2005: 51]. Культурема, как и любой другой знак, билатеральна, т.е. представляет собой связь двух сторон — формальной и со­держательной, и она соотносится с некоторой реалией, для обо­значения которой она предназначена. Соответственно, в культуреме, имеющей языковое выражение, языковой знак является ее обозначающим, а реалия — ее обозначаемым [Гак, 1998: 142]. Культуремы двух сопоставляемых языков (а точнее — этнолингвокультур: например, русской и французской), могут находить­ся как в симметричных, так и асимметричных отношениях. Трудности лингвокультурологического характера могут и ре­ально возникают при асимметрии, т.е. несходстве самих явлений или их наименований [там же: 145]. Естественно, что знание и учет этих расхождений очень важны в практике межкультурного общения как на бытовом уровне, так и для теории и практики переводческой деятельности. Так, в структуре любой коммуни­кации равноправное место наряду с участниками коммуникации, т.е. говорящим и слушающим, занимает наличие «обоюдного кода», под которым подразумевается не только знание языка, но и обоюдное знание реалий, необходимое для правильного пони­мания предмета коммуникации. Например, для адекватного по­нимания четверостишия В. Высоцкого Мои друзья хоть не в бо­лонии / Зато не тянут из семьи / А гадость пьют из экономии / Хоть поутру, да на свои недостаточно быть носителем русского языка, а надо хорошо разбираться в реалиях и социокультурном фоне 70-х годов XX века в СССР, когда было написано это сти­хотворение: эпохи тотального дефицита, когда плащ из материа­ла «болонья» был знаком достаточно высоких социального ста­туса и материального достатка его владельца. Поэтому это чет­веростишие становится понятным даже современной русскоя­зычной молодежи, для которой утрачена социокультурная кон­нотация слова «болонья», только при наличии соответствующе­го социокультурного комментария, этого «способа преодоления конфликта культур, … причем не только в виде столкновения родной и чужой культур, но и внутри своей родной культуры» [Тер-Минасова, 2000: 89]. В плане же межкультурной коммуни­кации можно только посочувствовать человеку, решившему адекватно перевести данное четверостишие на другой язык. Од­нако дело не только и не столько в этом конкретном стихотво­рении. Оно выдвигает на первый план как минимум две проблемы, не нашедших пока однозначного решения ни в теории пере­вода, ни в переводческой художественной практике:

• о соотношении МКК и перевода;
• о принципиальной возможности перевода без потерь литературного произведения на чужой язык.

В отношении первого вопроса большинство ученых и практиков рассматривают перевод как основной, центральный элемент, объективирующий процесс МКК. Они рассматривают перевод как материализацию межкультурной коммуникативной деятельности [Клюканов, 1989; Привалова, 2005: 19]. По образ­ному определению И. Бродского, «… цивилизация есть сум­марный итог различных культур, оживляемых общим духовным числителем, и основным ее проводником <…> является пере­вод» [Бродский, 1999: 103]. Однако, следует отметить, что есть и противоположная точка зрения, согласно которой «… представ­ляется неправомерным рассматривать в рамках диалога культур вопросы межъязыкового перевода (это явно однонаправленный процесс) …» [Лейчик, 2001: 73]. Мы придерживаемся первой точки зрения, согласно которой, несмотря на все мыслимые и немыслимые теоретические и практические трудности, перевод остается чрезвычайно важным элементом сотрудничества куль­тур и развития каждой из них [Хроленко, Бондалетов, 2004: 256], как процесс межъязыковой и межкультурной коммуника­ции, как коммуникацию с использованием двух языков, как кон­такт языков, при котором наиболее ярко обнаруживается межъя­зыковая и межкультурная асимметрия. Межъязыковая асиммет­рия проявляется в том, что различные языки по-разному членят действительность, различно описывают одни и те же явления и предметы, кладя в основу номинации различные их признаки [Гак, 1998: 317-318; Гарбовский, 2004: 10]. Так, например, при сравнении зрачок — prunelle, в русском языке в основу номина­ции положена функция данного органа («зрить»), а во француз­ском — форма и цвет (prune (f) слива). Ср. также: французский глагол sortir может быть переведен в зависимость от субъекта процесса как выйти, вылететь, выползти, выехать в следствие того, что во французском языке в основу номинации положено направление движения, а в русском — способ передвижения, то­гда как направление движения здесь выражено приставкой вы-.

Межкультурная асимметрия проявляется в том, что люди раз­ных культур по-разному выражают радость и отчаяние, любовь и ненависть, для них по-разному течет время, по-разному мир «звучит» и окрашивается в цвета;

2)  в языке находят отражение те черты внеязыковой дей­ствительности, которые представляются релевантными для но­сителей культуры, пользующейся этим языком, поскольку «мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим род­ным языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные катего­рии и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калей­доскопический поток впечатлений, который должен быть орга­низован нашим сознанием, а это значит в основном — языковой системой, хранящейся в нашем сознании» [Уорф, 1960: 174];

3) всякая культура национальна, что выражено в языке посредством особого видения мира, «народного духа», что про­является в том, что значения слов отражают и передают образ жизни и образ мышления, характерный для некоторого данного общества и что они представляют собой бесценные ключи к по­ниманию культуры [Вежбицкая, 2001: 18]. Таким образом, под­черкивается кумулятивная функция языка по отношению к культуре, которая проявляется в способности живого языка ак­кумулировать в себе культурные смыслы. Это проявляется в наличии у языковых элементов (слов, фразеологизмов, грамма­тических элементов и.т.д.) особой «культурной памяти», позво­ляющей увидеть результаты сопряжения в слове языкового и культурного [Яковлева, 1998]. Очевидно, что язык, будучи чрез­вычайно сложным и многоаспектным образованием, не весь и не в одинаковой степени отражает длительный процесс развития культуры народа. Естественно, что лексический состав языка является наиболее динамическим и одновременно самым «культуроемким» элементом языковой системы, т.е. основную куль­турную нагрузку несет лексика — слова и словосочетания, — а среди последних особенно ярко этот аспект представлен устой­чивыми выражениями, фразеологизмами, идиомами и.т. д. [Тер-Минасова, 2000: 147]. Это позволяет взглянуть на словарь языка как на результат действия «культурной памяти». В этом плане обширный материал представляет французская лексика, храня­щая «культурную память» об отдаленных временах формирова­ния французского языка на основе народной латыни, оставив­шей след в виде «внутренней формы» у многих лексем современного французского языка. Так, например, у глагола applaudir ‘аплодировать кому-то’ его современное значение восходит к лат. laudâre ‘хвалить кого-то’, aider ‘помогать кому-то’ к. лат. adjutàre ‘деятельно поддерживать кого-то’, empêcher ‘мешать кому-то’ к лат. impedicare ‘поймать в ловушку кого-то’. Таких примеров можно привести очень много[2];

4) носитель языка видит мир, концептуализирует его под углом зрения, подсказанным, а часто и навязанным ему родны­ми языком и культурой, т.к. «концептуальное осмысление куль­туры может произойти только посредством естественного язы­ка» [Маслова, 2004: 61]. Следовательно, слово отражает не сами предметы и явления окружающего мира, а то, как человек его видит их сквозь призму той картины мира, которая существует в его сознании и которая определяется его культурой. Таким обра­зом, экстралингвистический мир и язык связаны не прямо, а опосредованно, что обусловлено тем, что между реальным ми­ром и языком стоит мышление, сознание человека, которое формируется как под влиянием его индивидуального опыта, так и в результате его инкультурации [Садохин, 2004: 69].

Такой лингвокультурологический подход к языку вообще и к слову в частности позволяет совершенно по-иному взглянуть на природу и причины многих явлений, характеризующих пре­жде всего развитие и функционирование лексики языка. Как показывает анализ фактического языкового материала, один из основных способов обогащения словарного состава языка — се­мантическая эволюция слова, основанная на механизмах метафоризации, метонимизации, расширения или сужения значений и.т.п. и приводящая к появлению многозначных слов, синони­мов, антонимов, омонимов, архаизмов, очень часто является ре­зультатом действия «культурной памяти» слова, т.е. своего рода узелками «культурной пямяти» [Хроленко, Бондалетов, 2004: 240]. Так, например, во французском языке слова travail и labeur ‘работа’ являются идеографическими синонимами, различие которых выражается в том, второе слово означает более тяже­лую, по сравнению с первым работу, откуда и устойчивое соче­тание labourer la terre ‘обрабатывать землю’. Таким образом, можно сказать, что различие между этими синонимами обусловлено тем, что слово labeur «сохранило память» о том времени, когда люди вкладывали в его содержание понятие travail aratoire ‘работы на земле’, ‘сельскохозяйственного труда’ [Dauzat, 1938:424-425].

В заключение отметим, что все вышесказанное обуслов­ливает выдвижение в настоящее время на первый план пробле­мы взаимосвязи и взаимодействия языковых и социокультурологических процессов, которая становится одной из первооче­редных задач современного гуманитарного знания. Однако эта проблема далека от своего однозначного и непротиворечивого решения. Сложность решения данной проблемы обусловлена, прежде всего, как сложностью и многогранностью взаимодействующих феноменов, а именно: «язык», «культура», «межкультурная коммуникация», так и ее междисциплинарным характером, решение которой невозможно без привлечения многих наук — от философии и психологии до этнолингвистики, переаодоведения и когнитологии.

Список литературы:

1. Бенвенист Э. Общая лингвистика. — М., 2002.
2. Бродский И. Сочинения. — Т.5. — СПб., 1999.
3. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов.- М., 2001.
4. Воробьев   В.В.    О   статусе   лингвокультурологии   //   IX Международный Конгресс МАПРЯЛ. Русский язык, литература и культура на рубеже веков. — Т.2. — Братислава, 1999.
5. Гак В.Г. Языковые преобразования. — М., 1998.
6. Гарбовский Н.К. Теория перевода: Учебник. — М., 2004.
7. Гришаева Л.И., Цурикова Л.В. Введение в теорию межкультурной коммуникации: Учеб. пособие для студ. лингв, фак. высш. учебн. заведений. — М., 2006.
8. Клюканов Н.Э. Психолингвистические проблемы перевода. — Калинин, 1989.
9. Леви-Строс К. Структурная антропология. — М., 1985.
10. Лейчик В.М. Реальное и виртуальное в понятии «диалог культур» // Вестник МГУ. — 2001. — № 3. — Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. — С. 73-79.
11. Лейчик    В.М.    Языки    профессиональной    коммуникации лингвистов //Известия ЮФУ. Филологические науки. — 2007. — №1-2.- С. 96-103.
12. Маслова В.А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб, заведений. — 2-е изд. стереотип. — М., 2004.
13. Моль А. Социодинамика культуры. — М., 1973.
14. Мурзин Л.Н. Язык, текст, культура // Человек — текст — культура: коллективная монография / Под ред. Н.А. Купиной, Т.В. Матвее­вой. – Екатеринбург, 1994. — С. 160-169.
15. Норман Б.Ю. Теория языка. Вводный курс: Учеб. пособие. — М., 2004.
16. Привалова     И.В.     Интеркультура     и     языковой     знак (лингвокогнитивные  основы межкультурной   коммуникации): Монография. – М., 2005.
17. Садохин А.П. Межкультурная коммуникация: Учеб. пособие. — М., 2004.
18. Телия В.Н. Механизмы экспрессивной окраски языковых единиц / Человеческий фактор в языке. Языковые механизмы экспрессивности. — М., 1991.
19. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. — М., 1996.
20. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. — М., 2000.
21. Толстой Н.И. Некоторые проблемы и перспективы славянской и общей этнолингвистики // Известия АН СССР. Серия лит. и языка. -1982.-№ 5.
22. Уорф Б.Л. Наука и языкознание // Новое в лингвистике. — Вып. I. — М., 1960.
23. Хроленко А.Т., Бондалетов В.Д. Теория языка: Учеб. пособие. — М., 2004.
24. Яковлева Е.С. О понятии «культурная память» в применении к семантике слова // Вопросы языкознания. — 1998. — № 3.