ТИПОВЫЕ ВОПРОСЫ К ЛИНГВИСТУ-ЭКСПЕРТУ И ПРЕДЕЛЫ КОМПЕТЕНЦИИ ЛИНГВИСТИКИ И ПРАВА

ТИПОВЫЕ ВОПРОСЫ К ЛИНГВИСТУ-ЭКСПЕРТУ И ПРЕДЕЛЫ КОМПЕТЕНЦИИ ЛИНГВИСТИКИ И ПРАВА

Сборник материалов конференции «Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия», 2012 г.

Меликян Вадим Юрьевич,

доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языка и теории языка факультета лингвистики и словесности Южного федерального университета
(г. Ростов-на-Дону, Россия)

 

ТИПОВЫЕ ВОПРОСЫ К ЛИНГВИСТУ-ЭКСПЕРТУ И ПРЕДЕЛЫ КОМПЕТЕНЦИИ ЛИНГВИСТИКИ И ПРАВА

 

Лингвистическая экспертиза направлена на соотнесение данных лингвистики и юриспруденции. Это детерминирует взгляд на текст через призму закона. Лингвистическое исследование текста должно помочь правоприменителю обнаружить все признаки состава речевого правонарушения. При этом лингвист-эксперт осуществляет первичную юридизацию текста в терминах лингвистики, а правоприменитель выполняет полную его юридизацию, переводя результаты лингвистического исследования в плоскость права.

Такой подход способна реализовать четкая система вопросов, адресованных лингвисту-эксперту. Существует целый ряд работ, посвященных этой проблематике. Учёные медленно, но неуклонно продвигаются по пути формирования представления о том, как должна выглядеть такая система вопросов, каково их количество, последовательность и т.п. Однако, на наш взгляд, в каждой из таких работ наряду с позитивными идеями и рассуждениями имеют место и отдельные недочеты и заблуждения.

Сложность, безусловно, заключается в объективной плоскости, т.к. формализации необходимо подвергнуть предметную область, находящуюся на стыке двух сфер общественного сознания – языкового и правового. Они, как известно, имеют различные презумпции, иногда даже диаметрально противоположные, о чем уже неоднократно говорилось.

Не претендуя на окончательный вариант такого набора вопросов, рискнем все же предложить своё видение данной проблемы. На наш взгляд, целесообразно разработать некую общую схему вопросов, которая по своей сути подходила бы к абсолютно любой ситуации в рамках определенной категории дел. Конкретное наполнение такой схемы можно осуществлять в каждом отдельном случае. При этом можно уточнять вопросы, расширять их список, детализируя тот или иной аспект исследуемого текста.

Здесь сразу же следует оговорить самый общий подход к толкованию термина «текст», т.к. его понимание относится к проблемам методологического характера. Термин «текст» используется нами условно. Во-первых, такова практика лингвистической экспертизы, во-вторых, он понятен правоприменителю. На самом деле единственно верным подходом к анализу теста является его комплексное исследование, основанное на изучении современных дискурсивных практик. Таким образом, под текстом мы «вынуждены» понимать дискурс, хотя это, безусловно, не одно и то же.

Предлагаемый набор вопросов обусловлен следующими соображениями:

а) они должны способствовать установлению признаков вербального правонарушения, что представляет собой цель разрешения конфликтной ситуации в рамках судебного разбирательства,

б) они должны быть неизбыточными,

в) порядок их следования должен отражать логику судопроизводства.

Рассмотрим, в первую очередь, систему вопросов по делам о клевете: «клевета – это распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию» (ст. 129 УК РФ). Описание состава данного языкового преступления имеет отношение также к статье 298 «Клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание» УК РФ.

Представляется целесообразным первоначально формулировать вопросы в соответствии с юридическими компетенциями, а затем уже переходить к формулированию вопросов, детерминированных лингвистическими компетенциями. Такое решение позволит максимально полно реализовать заявленный выше подход.

Юридические компетенции по делам о клевете обусловливают следующую систему вопросов:

1. Является ли лицо (истец, заявитель) объектом правонарушения? (объект правонарушения)

2. Содержит ли текст сведения, порочащие честь и достоинство другого лица или подрывающие его репутацию? (объективная сторона правонарушения)

3. Являются ли ложными распространяемые сведения? (объективная сторона правонарушения)

4. Порочат ли честь и достоинство другого лица или подрывают его репутацию распространяемые сведения? (объективная сторона правонарушения)

5. Является ли умышленным речевое деяние? (субъективная сторона правонарушения)

Следует отметить, что субъект языкового правонарушения в данной схеме отсутствует, т.к. авторство конфликтного текста чаще всего не вызывает сомнений. Остальные вопросы сформулированы в соответствии со схемой состава правонарушения.

Необходимость ответа на вопросы правоприменителя обусловливает следующую систему вопросов к лингвисту-эксперту:

1. Содержит ли текст информацию о лице?

2. Содержит ли текст сведения о нарушении лицом каких-либо норм и правил (законодательства и моральных принципов)?

3. В какой форме – утверждение или мнение (предположение либо субъективная оценка) – выражена эта информация?

а) Если в форме мнения, то имел на это право.

б) Если в форме утверждения, но событие не имело места, то:

4. Утрачивает ли лицо на самом деле прежнюю привлекательность и значимость своего социального образа или положительную самооценку?

5. Какова авторская интенция в тексте (знал ли об этом автор)?

а) Если не знал, то имело место добросовестное заблуждение.

б) Если знал, то это означает, что автор распространял заведомо ложные сведения.

Первый вопрос направлен на установление референтной соотнесенности конфликтного текста, т.е. объекта языкового правонарушения. При этом принцип оптимизации лингвистического исследования подобных речевых произведений диктует необходимость формулирования данного вопроса не расширительно (например: Какова референтная отнесенность данного конфликтного текста?), а вполне конкретно, применительно к участникам судебного разбирательства: Является ли истец / заявитель тем лицом, о котором повествует данный текст? Если текст не связан с личностью истца, то ответ лингвиста-эксперта на вопрос о референтной отнесенности текста окажется нерелевантным в рамках рассмотрения данного конфликта.

Второй вопрос предполагает установление правоприменителем порочащего характера тех сведений, которые представлены в тексте. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 февраля 2005 года «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» определило, что порочащими считаются «сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства, совершении нечестного поступка, неправильном, неэтичном поведении в личной, общественной или политической жизни, недобросовестности при осуществлении производственно-хозяйственной и предпринимательской деятельности, нарушении деловой этики или обычаев делового оборота, которые умаляют честь и достоинство гражданина или деловую репутацию гражданина или юридического лица». Таким образом, негативная информация о лице должна не просто не соответствовать действительности, а подрывать его репутацию как законопослушного гражданина.

Отсюда задача лингвиста-эксперта заключается в том, чтобы обнаружить в конфликтном тексте ту негативную информацию о лице, которая касается нарушений им каких-либо норм и правил, в частности, норм права и морали. При этом он не должен давать юридическую или иную квалификацию данным фактам. Это презумпция юриста или специалиста в области этики. Лингвист может лишь указать на наличие в тексте негативной информации, касающейся каких-либо нарушений. Он даже может указать, к какой сфере относятся эти нарушения, если в тексте имеются соответствующие уточнения.

Третий вопрос связан с необходимостью установления правоприменителем ложного характера распространяемых сведений. Для этого лингвист-эксперт должен определить форму репрезентации негативной информации в тексте. Если она выражена в форме мнения, то подобные сведения не подвергаются верификации с точки зрения истинности или ложности, т.к. представляют субъективное мнение, свободное выражение которого в правовом государстве гарантировано на законодательном уровне: «…следует различать имеющие место утверждения о фактах, соответствие действительности которых можно проверить, и оценочные суждения, мнения, убеждения…, которые, являясь выражением субъективного мнения и взглядов ответчика, не могут быть проверены на предмет соответствия действительности» (Пленум ВС РФ от 24 февраля 2005 года).

Если негативная информация о лице выражена в форме утверждения, то правоприменитель проверяет их на соответствие действительности и делает необходимое заключение об одном из наиболее значимых признаков состава правонарушения – его объективной стороны.

Следует отметить, что негативная информация о лице, выраженная в форме мнения (оценочного суждения или предположения), также может оказаться весьма болезненной («порочить» и «подрывать»). Сам факт установления связи  (соотнесения) между лицом и какой-либо негативной информацией, обличенный в любую, даже художественную форму (т.е. репрезентация вымышленного события), уже означает их отождествление, что продуцирует эффект косвенной негативной оценки лица, которая весьма объективна по результату своего воздействия на лицо и всех остальных получателей данной информации.

Наличие в тексте информации, не соответствующей действительности, составляет объективную сторону языкового правонарушения. Но она лишь указывает на событие преступления, но не даёт полного представления о его содержательной стороне, которая заключается в речевом действии, эксплицируемом глаголами порочить и подрывать («клевета – это распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию» – ст. 129 УК РФ).

Кроме того, при ответе на второй (поиск негативной информации о лице) и третий (определение формы её репрезентации) вопросы лингвист-эксперт по сути исследует само речевое средство, а не речевое действие, каковым является речевой акт. Таким образом, он оценивает результат воздействия конфликтогенного текста не по самому воздействию (конкретному результату), а по его возможности (в потенции).

Однако связь между текстом и перлокутивным эффектом, которая по своей природе является причинно-следственной, не всегда обязательна. Одна и та же негативная информация при различных условиях может произвести на адресата прямо противоположное воздействие: оказаться «порочащей» и «подрывающей» или совершенно нейтральной и безобидной. Это требует постановки дополнительной задачи, которая формулируется в следующем вопросе.

Четвертый вопрос.

Данный вопрос направлен на выявление характера реального воздействия на лицо той негативной информации, которая содержится в конфликтном тексте. Данный признак состава языкового правонарушения можно установить лишь на основе анализа специфики тех негативных смыслов, которые представлены в тексте. Для этого требуется реконструировать тот образ лица, который автор текста «выписывает» своими «художествами», а также установить, как меняется восприятие лица со стороны окружающих и его самооценка. Результатом станет выявление перлокутивного эффекта, реализуемого текстом. Если «негативное» воздействие на адресата имеет место, возникает необходимость поставить следующий вопрос.

Пятый вопрос касается обнаружения правоприменителем субъективной стороны вербального правонарушения – его умышленности или неумышленности. Для лингвиста это означает необходимость установления авторской интенции: имел ли автор намерение представить на суд общественности негативную информацию о лице.

Таким образом, соотношение лингвистических компетенций применительно к юридическим имеет следующий вид.

ОБЪЕКТ ЯЗЫКОВОГО ПРАВОНАРУШЕНИЯ.

1. Содержит ли текст информацию о лице?

1. Является ли лицо (истец, заявитель) объектом правонарушения?

ОБЪЕКТИВНАЯ СТОРОНА ПРАВОНАРУШЕНИЯ

(собственно конфликтный текст = языковое правонарушение).

2. Содержит ли текст сведения о нарушении лицом каких-либо норм и правил (законодательства и моральных принципов)?

2. Содержит ли текст сведения, порочащие честь и достоинство другого лица или подрывающие его репутацию?

3. В какой форме – утверждение или мнение (предположение либо субъективная оценка) – выражена эта информация?

3. Являются ли ложными распространяемые сведения?

4. Утрачивает ли лицо на самом деле прежнюю привлекательность и значимость своего социального образа или положительную самооценку?

4. Порочат ли честь и достоинство другого лица или подрывают его репутацию распространяемые сведения?

СУБЪЕКТИВНАЯ СТОРОНА ПРАВОНАРУШЕНИЯ

(дискредитирующая интенция адресанта; обусловливает юридическое бытие конфликтного текста).

5. Какова авторская интенция в тексте (знал ли об этом автор)?

5. Является ли умышленным речевое деяние?

Рассмотрим теперь систему вопросов по делам об оскорблении. Данный вид правонарушения, описываемого статьёй 130 УК РФ «Оскорбление», выведен из состава Уголовного кодекса РФ. При этом у граждан остается возможность требовать восстановления своих прав в рамках гражданского судопроизводства. Однако статья 152 ГК РФ («Защита чести, достоинства и деловой репутации») не вполне приспособлена для защиты граждан в случаях оскорбления. Она ориентирована в основном на борьбу против клеветы: «Гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности».

Вероятно, законодатель или правоприменитель в этой связи проведут адаптацию законодательства с целью обеспечения возможности граждан на защиту от такого противоправного деяния, как оскорбление. Как бы там ни было, применительно к отдельным категориям граждан (представителей судебной и государственной власти) оскорбление по-прежнему остаётся преступлением: ст. 297 «Неуважение к суду» и ст. 319 «Оскорбление представителя власти» УК РФ. Думается, что состав данного вида языкового правонарушения – оскорбления – не претерпит каких-либо существенных трансформаций. А потому анализ его в аспекте лингвистической экспертизы остаётся весьма актуальным. Считаем целесообразным ориентироваться на трактовку данного противоправного деяния, зафиксированного законодателем ранее в статье 130 «Оскорбление» УК РФ: «оскорбление – это унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме».

Итак, юридические компетенции по делам об оскорблении обусловливают следующую систему вопросов:

1. Является ли лицо (истец, заявитель) объектом правонарушения? (объект правонарушения)

2. Содержит ли текст сведения, унижающие честь и достоинство другого лица? (объективная сторона правонарушения)

«Не имеет значения, соответствует отрицательная оценка потерпевшего действительности или нет» (Комментарий к УК РФ, 2001, 129).

3. Выражена ли информация в неприличной форме? (объективная сторона правонарушения)

4. Унижает ли информация честь и достоинство другого лица? (объективная сторона правонарушения)

5. Является ли умышленным речевое деяние? (субъективная сторона правонарушения)

Необходимость ответа на вопросы правового характера обусловливает следующую систему вопросов к лингвисту-эксперту:

1. Содержит ли текст информацию о лице?

2. Содержит ли текст негативную оценку лица?

3. Какие языковые средства негативной оценки (инвективные, «полуинвективные» или неинвективные) использованы в тексте?

Если негативная оценка выражена при помощи инвективных или «полуинвективных» языковых средств, то:

4. Утрачивает ли лицо на самом деле прежнюю привлекательность и значимость своего социального образа или положительную самооценку: выражает ли информация социальное превосходство автора над другим лицом (унижение через превосходство), ставит ли информация другое лицо на непривлекательное место в социальной системе ценностей?

5. Какова авторская интенция в тексте (знал ли об этом автор)?

а) Если не знал, то имело место добросовестное заблуждение.

б) Если знал, то это означает, что лицо сознавало общественную опасность своих действий, предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления.

В комментарии данной системы вопросов обратим внимание лишь на её специфику, обусловленную особенностями данной категории дел.

Второй вопрос направлен на установление правоприменителем унижающего компонента в тех сведениях, которые наносят ущерб чести и достоинству другого лица. Отсюда вытекает задача лингвиста-эксперта: обнаружить в конфликтном тексте не просто негативную информацию о лице, а именно негативную оценку лица. При этом «не имеет значения, соответствует отрицательная оценка потерпевшего действительности или нет» (Комментарий к УК РФ, 2001, 129).

Третий вопрос направлен на оценку языковой формы (приличная / неприличная), в которую обличена негативная оценка, содержащаяся в конфликтном тексте. При этом характер негативной оценки отходит на второй план, а главным становится именно её план выражения.

Понятие «неприличная форма» законодателем не определено. Однако в рамках обычая делового оборота как одного из «неписанных» источников права сложилось его следующее толкование: неприличная форма – это форма поведения (социального, вербального и т.п.), противоречащая правилам поведения и нормам морали, принятым в обществе.

Под «неприличные языковые формы» в лингвистике подпадают, в частности, инвективные и «полуинвективные» (отдельные метафорические) лексические и фразеологические единицы языка. Поэтому поиски лингвиста-эксперта по существу сводятся к обнаружению преимущественно подобных языковых фактов. Хотя крайне оскорбительными могут оказаться и «прилично» оформленные языковые единицы, а также средства косвенной номинации. Именно поэтому в структуру данного вопроса в рамках лингвистических компетенций и с учетом доминирования коммуникативно-прагматической парадигмы лингвистической экспертизы считаем целесообразным включить задачу поиска и неинвективных средств выражения негативной оценки.

Четвертый вопрос предполагает поиск правоприменителем фактов унижения чести и достоинства другого лица. Применительно к такому языковому правонарушению, как оскорбление это предполагает в пределах лингвистических компетенций, в первую очередь, оценку перлокутивного эффекта, продуцируемого данным текстом. Он обусловлен здесь деформацией исходного образа объекта правонарушения. В этой связи лингвист-эксперт обязан установить факт утраты лицом прежней привлекательности и значимости своего социального образа или положительной самооценки. Это может проявляться в выражении автором конфликтного текста социального превосходства над адресатом (унижение через превосходство), постановке адресата на непривлекательное место в социальной системе ценностей и т.п. Чем больше разрыв между исходным (реальным) и вербальным (авторским) образом объекта правонарушения, тем большим перлокутивным эффектом обладает конфликтный текст, тем выше степень унижения чести и достоинства другого лица.

Таким образом, соотношение лингвистических компетенций применительно к юридическим по делам об оскорблении имеет следующий вид.

ОБЪЕКТ ЯЗЫКОВОГО ПРАВОНАРУШЕНИЯ.

1. Содержит ли текст информацию о лице?

1. Является ли лицо (истец, заявитель) объектом правонарушения?

ОБЪЕКТИВНАЯ СТОРОНА ПРАВОНАРУШЕНИЯ

(собственно конфликтный текст = языковое правонарушение).

2. Содержит ли текст негативную оценку лица?

2. Содержит ли текст сведения, унижающие честь и достоинство другого лица?

3. Какие языковые средства негативной оценки (инвективные, «полуинвективные» или неинвективные) использованы в тексте?

3. Выражена ли информация в неприличной форме?

4. Утрачивает ли лицо на самом деле прежнюю привлекательность и значимость своего социального образа или положительную самооценку: выражает ли информация социальное превосходство автора над другим лицом (унижение через превосходство), ставит ли информация другое лицо на непривлекательное место в социальной системе ценностей?

4. Унижает ли информация честь и достоинство другого лица?

СУБЪЕКТИВНАЯ СТОРОНА ПРАВОНАРУШЕНИЯ

(дискредитирующая интенция адресанта; обусловливает юридическое бытие конфликтного текста).

5. Какова авторская интенция в тексте (знал ли об этом автор)?

5. Является ли умышленным речевое деяние?

 

Не претендуя на абсолютную истинность наших рассуждений, всё же полагаем, что рассуждения, представленные в данной статье, будут способствовать продвижению научного сообщества по пути разрешения одной из наиболее актуальных теоретических и прикладных задач современной юрислингвистики. На наш взгляд, адекватная реализация данной задачи возможна исключительно по пути учёта компетенций как права, так и лингвистики. Методологическим стержнем, каркасообразующим фактором здесь выступают правовые предпосылки. Однако содержательные параметры детерминированы сугубо лингвистическими приоритетами.

Список литературы:

1. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. М., 2001.
2. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 февраля 2005 года «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц».