Сборник материалов конференции «Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия», 2013 г.
Штеба Алексей Андреевич,
ст. преподаватель кафедры романской филологии Волгоградского государственного социально-педагогического университета; НП «Южный экспертный центр», лингвист-специалист
(г.Волгоград, Россия)
КОНСТИТУТИВНЫЕ ПРИЗНАКИ ПРОВОКАТИВНОГО КОММУНИКАТИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ
Одним из предметов судебной лингвистической экспертизы является вопрос установления наличия/отсутствия в коммуникативном поведении сотрудника правоохранительных органов признаков провокативного поведения, побуждающего адресата к даче взятки должностному лицу. Рассмотрим подробнее категориальную ситуацию провокации с выделением конститутивных признаков последней.
I
В наивном понимании синонимом провокации является либо подстрекательство (побуждение к недозволенным поступкам, преступным действиям), либо побуждение (последнее употребляется нетерминологично). М.А. Осадчий употребляет термин подстрекательство в рамках анализа речевого жанра призыва: «Жанр призыва не имеет четких границ, сливаясь в потоке речевой деятельности с жанрами подстрекательства, побуждения, возбуждения, внушения, убеждения и т.д.» (Осадчий, 2013, 150). При этом цитируемый автор не ставит своей целью описание дифференциальных и интегральных признаков обозначенных понятий.
Анализ толковых словарей позволяет выделить некоторые важные особенности провокативного поведения, которые дифференцирует его от речевых актов побуждения. К таким признакам относятся: «агрессивность», «искусственный вызов», «конфликт», «предательство», «усиление»:
Провокация — 1) Агрессивные действия с целью вызвать военный конфликт; 2) Предательское поведение, подстрекательство кого-л. к действиям, которые могут повлечь за собой тяжёлые для него последствия; 3) чего. Искусственное возбуждение, усиление каких-л. явлений, признаков болезни (Кузнецов, 2003, 316).
Под первым признаком («агрессивность») понимается активность говорящего в ходе взаимодействия с адресатом. Заметим, что проблема провокации/подстрекательства к даче взятки получает широкое обсуждение в сфере специалистов в области права, которые высказываются за ее декриминализацию (например, см.: Александрова, Шевелев, 2007).
«Искусственный вызов» подразумевает стремление говорящего побудить адресата к осуществлению некоторых действий. Таким образом, речевые акты побуждения в высказываниях говорящего могут становиться приемом осуществления провокации.
«Предательством» условно обозначается несоответствие между двумя модусами языковой действительности, которую конструирует говорящий. Другими словами, наблюдается несоответствие между иллокутивной и перлокутивной силами одного высказывания. Например, по форме высказывание Х может представлять собой некатегоричный запрет, а по содержанию – являться стимулом к реализации адресатом имеющегося у него намерения или к появлению аналогичного намерения. Кроме того, отсутствие запрета в исследуемых ситуациях дачи взятки должностному лицу представляет собой разрешение к осуществлению последнего действия. Здесь ключевое значение имеет статус говорящего (к примеру, сотрудник правоохранительных органов vs задержанный по подозрению в преступлении).
Под «конфликтом» понимается столкновение интересов. К сожалению, в большинстве случаев речь идет не о противостоянии на уровне ‘предложение денежных средств-запрет на передачу денежных средств’. Данный конфликт касается в частности личности сотрудника, который попадает в ситуацию, где ему необходимо выполнять ряд важных условий: 1) не «отпугнуть» адресата и при этом остаться максимально пассивным, чтобы избежать обвинения в провокативном поведении; 2) при понимании сути, в большинстве случаев, явно не называемого способа решения возникшей проблемы побудить потенциального взяткодателя к явному вербальному обозначению своего предложения.
«Усиление» предполагает использование говорящим разного рода тактик и приемов воздействия на адресата. В результате, взяткодатель признает, что планируемые им действия являются противозаконными, но убеждается в ходе общения в том, что другого выхода из сложившейся ситуации не существует.
Категориальная (типовая) ситуация осуществления провокативных действий имеет следующую форму: А1 побуждает А2 к реализации действия B, которое принесет вред для А2. Принципиальной особенностью провокации является осознание говорящим (А1) того, что действия, к которым он побуждает адресата (А2) и/или которые адресат планирует выполнить и реализации этого намерения говорящий не препятствует, нанесут вред для адресата. В отличие от речевого акта угрозы, например, собеседник не должен знать о том, что за планируемые им в данный момент времени действия (передачу денежных средств) его ожидает негативная перспектива (он будет привлечен к ответственности) Бесспорно, взяткодатель осведомлен о последствиях планируемых им действий. Но в момент речи данная перспектива не должна становиться актуальной. Последнее предпочтительно и для взяткодателя, который избегает внимания к противоправности осуществляемых действий, и для сотрудника, который в случае оценки адресатом противоправного характера планируемых действий, мог бы отказаться от передачи взятки. Признак, подтверждающий то, что сотрудник осведомлен и планирует побуждение адресата именно к негативным для него последствиям, является экстралингвистическим – осуществление ОРМ «Наблюдение» в форме проведения аудио-видеосъемки в момент общения с взяткодателем. На лингвистическом уровне показательным является двуплановость высказываний говорящего, который может как некатегорично запретить передачу взятки, так и при этом выяснить сумму денежных средств; как не выразить запрета на действия адресата, т.е. в случае понимания недосказанности собеседника, так и побуждать его к эксплицитному обозначению намерения, что избыточно при условии уверенности коммуникантов в искренности общения.
С позиции адресата (провоцируемого) в механизме провокации выделяются следующие этапы: 1) неосознаваемая установка; 2) деятельностная стадия с выходом на уровень осознания; 3) утрата осознанности и приобретение статуса автоматизированного действия (Гиппенрейтер, 2000, 70). Именно поэтому провоцирующее воздействие является средством манипулирования сознанием, т.е. достигает цели помимо воли и сознания лица, на которое оказывается воздействие, когда провокативное намерение говорящего всегда связано с изменением коммуникативной активности провоцируемого с целью вызвать в нём психологическое состояние, которое не соответствует его актуальному состоянию.
Выделяются прямое и косвенное провокативное поведение. В речевых актах прямого провокативного общения содержится эксплицитное выражение намерения говорящего вызвать у собеседника желаемое психологическое состояние. Косвенное провокативное общение выражается посредством речевых актов намека, запроса информации, этикетных речевых актов (изначально выгодных для адресанта и адресата – комплиментов, благодарностей, извинений и т.д.) (Кошкарова, www). Обмен информацией в провокативной коммуникативной ситуации имеет косвенный характер, вызывает сильный эмоциональный отклик у коммуникантов и обусловливает предсказуемость и программируемость эффекта речевого воздействия (Степанов, 2008, 123).
II
Понятие провокации тесно соотносится с манипуляцией и побуждением. При этом и побуждение (Будь человеком!), и манипуляция (ссылка на авторитет, используемая преподавателем с целью вызова интереса у студента к изучаемой проблеме), могут содержать в себе стремление говорящего помочь адресату. Провокации аналогично не лишена позитивного потенциала, для подтверждения чего можно прибегнуть к анализу современного искусства. Например, выставка братьев Чепмен, оголенным нервом демонстрирующая пороки человечества; произведения Д. Хёрста, предлагающего на обозрение публики животных или их внутренности в формалине. Целью братьев Чепмен являлся вызов интереса, а, точнее, его оживление к проблеме ужаса войны. Выставленные работы, вероятно, могли содержать в себе и скрытый потенциал, ориентированный на побуждение современного зрителя быть ответственнее к собственной жизни и своему будущему, обрести угасающее желание оглядываться назад и делать выводы, оставаясь ответственными за совершенные поступки… Однако экспозиция вызвала преимущественно негативные отклики. Приведем несколько реакций пользователей Интернета на вопрос о том, достойны ли произведения братьев Чепмен Эрмитажа:
Гнусь, и произведено извращенцами. (…) Это даже не декаданс, это — больная психика, которую надо лечить.
У меня это всё вызывает омерзение.
К искусству сие «творчество» по моему никакого отношения не имеет и является результатом нездоровой психики автора. Очень хочется вопрос задать: «Лечиться не пробовали?» (Большой вопрос, www).
Провокация в искусстве представляет собой нарушение норм, через посредство которого «говорящий» получает интерес адресата. При этом оба участника коммуникативного акта осознают, что некий объект идет вразрез с установленными этическими, социальными, институциональными или правовыми нормами. Поэтому данный признак («нарушение норм») можно рассматривать как ключевой в рамках анализа некоей ситуации с целью выявления наличия/отсутствия в поведении ее участников признаков провокативного поведения.
Применительно к ситуации дачи взятки должностному лицу и взяткоимец, и взяткодатель осознают, что осуществляемые и/или планируемые, т.е. обсуждаемые действия нарушают норму, роль которой играет уголовный кодекс. Именно с этой целью взяткодателем начинают использоваться разного рода косвенные обозначения предмета речи. Ст. Пинкер, рассматривающий проблему импликатур, приводит пример с ситуацией дачи взятки полицейскому, что должно стать средством ухода от грозящего штрафа, к примеру, за превышение скорости. Так, если взяткодатель столкнулся с нечестным офицером, то за предложение «решить вопросы на месте» он может уйти от наказания. Но если офицер честен, то ситуация взяткодателя усугубится арестом за взяточничество. Как только взяткодатель начинает использовать иносказательное обозначение своего намерения, то в случае встречи с честным офицером тому, кто о взятке намекнул, может грозить только лишь штраф за превышение скорости. Обусловлено это тем, что честный офицер в данной ситуации сталкивается с проблемой адекватности декодирования скрытых смыслов его собеседника. А в случае если суд и присяжные импликатуру взяткодателя не идентифицируют так, как это сделал честный офицер в случае задержания взяткодателя, то уже полицейскому грозит ответственность за ложный арест (Пинкер, 2013, 468-470).
Приведенный выше пример показывает одновременно и своевременность проблемы изучения провокации, как психолингвистического явления, и ее многогранность: для установления наличия/отсутствия признаков провокативного поведения нужно провести анализ побудительных речевых актов, признаков манипулятивного психологического воздействия, иносказательности сообщений коммуникантов.
Следовательно, побуждение и манипуляция являются приемами провокативного поведения. Иносказательность может становиться одним из признаков провокации, в частности, к взятке, поскольку косвенное обозначение предмета речи выражает осознание коммуникантами недопустимости использования прямых номинаций.
В полномочия сотрудника правоохранительных органов входят не только раскрытие преступлений, но и их предупреждение. Поэтому отсутствие активных запретительных действий со стороны сотрудника является формой провокации к взятке. Отказ от прямого, категоричного и последовательного запрета на некую деятельность (важна конгруэнтность между вербальным и невербальным поведением) со стороны вышестоящего лица нижестоящему представляет побуждение зависимого лица к осуществлению запланированных и обсуждаемых действий.
Опыт исследования коммуникативных ситуаций провокации к взятке показывает, что сотрудник правоохранительных органов заинтересован в том, чтобы взяткодатель открыто обозначил свое намерение передать денежные средства как способ выхода из сложившейся проблемной ситуации. Поэтому побуждение сотрудника к эксплицитной номинации формулируемого предложения происходит не из непонимания сути просьбы, а обусловлено желанием усугубить положение взяткодателя, прикладывающего усилия к косвенному обозначению предмета речи. Обе стороны осознают, что осуществляемая деятельность противоречит неким нормам, но запрета на реализацию данных действий не поступает. Значит, сотрудник правоохранительных органов провоцирует адресата к осуществлению запланированных им действий по даче взятки.
Вернемся к проблеме провокации в искусстве с позиций социологии и социальной психологии, в которой искусство представляет собой покушение на реальность, на установленный порядок; искусство нарушает равновесие реальности, проникая и преобразовывая ее (Louvel, 2010, 6-8). Х. Гарфинкель ввел в научный обиход термин экспериментальная провокация, которая является познавательным методом, в основе которого лежит искусство, вторгающееся в социальные основы и привносящее с собой панику и поклонение: l’art pénètre les mécanismes de la construction sociale, en soulevant un vent de panique et d’adoration plus ou moins perceptible (Garfinkel, 2007, 94). Данное определение интересно потому, что оно в конденсированном виде содержит в себе два основных признака провокации и провокативного поведения: с одной стороны, нарушение, дестабилизация, выход за рамки нормы и, как следствие, порождение хаоса, а с другой – притяжение адресата, его заинтересованность и захваченность происходящим. Другими словами, на внешнем уровне имеет место пренебрежение установленными нормами, но при этом такое нарушение конвенций проходит на положительном эмоциональном фоне.
В этом кроется успех провокации: потенциальный взяткодатель заинтересован в том, чтобы его проблема была решена выбранным им способом, но при этом обеспокоен, поскольку успех реализации данного намерения зависит от действий сотрудника правоохранительных органов. Последний, в свою очередь, заинтересован в том, чтобы потенциальный взяткодатель вербально и эксплицитно номинировал предмет речи, т.е. сумму денежных средств в обмен на содействие в решении возникших трудностей. В результате сотрудником правоохранительных органов вносится дисбаланс в систему установленных законом норм, что выражается в непрямом позволении нарушить закон и сопровождается положительным фоном общения с целью не отпугнуть потенциального взяткодателя от реализации имеющегося у него намерения. Происхождение такого рода позитивной эмоциональной тональности обусловлено тем, что сотрудник, выбравший описываемую тактику коммуникативного поведения, выполняет отведенную себе роль: лицо, которое пренебрегает законом и соглашается на совершение преступления, т.е. становится сообщником потенциального взяткодателя. Установленные статусные рамки (сотрудник правоохранительных органов и преступник) разрушаются и оба собеседника условно начинают осуществлять деятельность заодно.
Точкой соприкосновения, интегральным признаком, обусловливающим успех провокации, становится пассивность сотрудника правоохранительных органов, которую последний ошибочно выбирает в качестве альтернативы недопустимого активного поведения, прямо побуждающего адресата к даче взятки, и которую адресат адекватно расценивает как косвенное побуждение к действию.
Особую роль в провокативном поведении играют эмоции, значимость которых нужно описать подробнее. Эмоциональное состояние коммуникантов и его динамика важны потому, что эмоции лежат в основе мотива, который порождает интенцию и собственно высказывания. Поскольку выше указывалось на нарушение нормы как особенность провокативного поведения, то особое значение принимает эмоциональная неконгруэнтность между актуальной ситуацией и ее нормативной оценкой:
— при «эталонном» отрицательном фоне ситуации дачи взятки наблюдаются случаи выражения сотрудником правоохранительных органов положительных эмоций, направленных на формальную позитивизацию общения с целью расположить к себе адресата;
— при «эталонном» отрицательном фоне ситуации дачи взятки наблюдается его усиление сотрудником правоохранительных органов, но не путем предупреждения о том, что дача взятки только усугубит положение адресата, а посредством демонстрации адресату всей серьезности предъявленного ему обвинения. Одновременно с этим от сотрудника поступает альтернатива положительного выхода из сложившейся ситуации, что, зачастую, выражается в форме отсутствия запрета;
— при «эталонном» отрицательном фоне ситуации дачи взятки взяткодатель пытается наладить общение с сотрудником правоохранительных органов посредством придания общению позитивной тональности, чему следует сотрудник.
III
Одна из ключевых проблем методологического плана состоит не столько в том, какими лингвистическими, психологическими методами определять наличие/отсутствие провокативного поведения в действиях того или иного лица, сколько в том, является ли собственно провокацией разрешение со стороны сотрудника правоохранительных органов в отношении взяткодателя осуществить имеющееся у последнего намерение, т.е. передать денежные средства. В большинстве случаев, сотрудниками организуются необходимые оперативные мероприятия только после того момента, как у самого сотрудника правоохранительных органов формируется убеждение в том, что ему будут предложена взятка. В результате, в распоряжение экспертов предлагается аудио и/или видеозапись разговора на ту тему (взятка), которую уже ранее собеседник, т.е. потенциальный взяткодатель прямо или косвенно инициировал. Иначе говоря, если намерение лица решить возникшую проблему с нарушением закона путем передачи сотруднику денежных средств возникло не вследствие побуждений сотрудника правоохранительных органов, а по причине защитной реакции на стрессовую ситуацию, можно ли оценивать дальнейшие коммуникативное поведение сотрудника в терминах провокативность / непровокативность.
Выше уже было упомянуто, что намерение передать сотруднику денежные средства является реактивной слабоконтролируемой реакцией на стресс, с которым столкнулся нарушитель. Именно поэтому подобные предложения оформляются, как правило, не после длительных раздумий, но их появление синхронно моменту речи и актуальным событиям. Усилия человека, столкнувшегося со стрессовой ситуацией, направлены на поиск решения некоторой проблемы. При этом он, вероятно, не обязательно отдает себе отчет в том, что выбранное им решение актуальной проблемы приводит к ее усложнению.
Данный пример позволяет прийти к выводу о том, что, несмотря на наличие намерения совершить действие, идущее вразрез с определенными нормами, правилами, законом, ответные действия лица, узнавшего о данном намерении, могут побудить к отказу от исполнения задуманного. Как следствие, это стороннее лицо, ставшее непосредственным участником ситуации, должно предупредить агенса от совершения необдуманного поступка. В противном случае, даже молчаливое принятие собеседником намерения говорящего является скрытым побуждением его к действию.
Приведем следующий пример: лицо Х, столкнувшееся с определенной проблемой, находится в подавленном состоянии и считает, что единственным выходом из нее является суицид, т.е. у данного лица есть намерение покончить с собой. Действия же тех лиц, которые, узнав о данном намерении, либо поддерживают его, либо указывают на то, что у лица Х для реализации задуманного «кишка тонка», необходимо расценивать как подстрекательство к самоубийству. В первом случае (согласие с решением лица Х покончить с собой) реализуется эмоциональное воздействие посредством положительных эмоций через такие каналы, как поддержка, эмпатия, выражение восхищения смелостью и пр. Во втором – посредством отрицательных эмоций, которые адресуются собеседнику и которые последний может нейтрализовать только посредством доведения задуманного до конца.
Для следующего примера прибегнем к ситуации конфликтного общения. Каждый человек имеет в своем распоряжении безграничный «арсенал» коммуникативных стратегий и тактик, активируемых им в зависимости от конкретной ситуации. В таком «резерве» у говорящего, бесспорно, есть и инвективная лексика, реализуемая в ответ на препятствие. Причем, оскорбление оппонента, как известно, является одновременно демонстрацией силы (вербальная агрессия) и слабости (попытка отпугнуть противника словом). Намерение оскорбить, особенно, малознакомого человека, нанесшего определенный вред говорящему, является наиболее явным. Но осуществит ли говорящий данное намерение, на это влияет ряд экстралингвистических данных (оценка физической силы оппонента и его психоэмоционального состояния, количество оппонентов, наличие третьих лиц – «наблюдателей» за происходящим, их пол и возрасто осуществит ли говорящий данное намерение, на это влияет ряд экстралингвистических данных ()вляется наиболее явным. ния задума). У говорящего есть намерение оскорбить, но то, какие действия последуют за оскорблением, зависит напрямую от поведения оппонента. Представим, что некий человек всегда оскорбляет оппонента в ситуациях той или иной конфронтации. Но, во-первых, за данным намерением стоит слабость говорящего, который не может иным образом защитить себя в «споре», а, во-вторых, если мишенью оскорбления становится незнакомец, то его ответное поведение, в случае использования аналогичной модели коммуникативного поведения, спровоцирует развитие конфликта, но если оппонентом является близкий человек, то митигация последним зарождающейся ссоры, может изменить поведение инвектора (см. подробнее: Штеба, 2012).
Таким образом было показано, что на реализацию намерения говорящего влияет ряд факторов, одним из ключевых из которых является ответное реактивное поведение собеседника, оказывающее влияние на модель поведения говорящего. Кроме того, поведение собеседника важно и потому, что оно, в отличие от молчания или согласия, предполагает стимул не столько к действию, сколько к обсуждению планируемого действия, т.е. предоставляет говорящему возможность ретроспективно взглянуть на имеющуюся у него проблему, дать ей рациональную оценку и, возможно, отказаться от задуманного.
Основным конститутивным признаком провокативного коммуникативного поведения предложено считать нарушение нормы, к чему относятся как активные, так и пассивные действия сотрудника правоохранительных органов в ситуации общения с потенциальным взяткодателем, поскольку отсутствие прямого категоричного запрета, что являет собой предупреждение преступления, есть побуждение собеседника к реализации имеющегося у последнего намерения.
Список литературы:
Об авторе