НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС: СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ПОДХОД

Byadmin

НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС: СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ПОДХОД

Сборник материалов конференции «Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия», 2017

Бабикова Марина Рашитовна
аспирант кафедры межкультурной коммуникации, риторики и русского языка как иностранного, Уральский государственный педагогический университет

НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС: СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ПОДХОД[1]

В настоящее время понятие «дискурс», несмотря на широкое распространение в разных сферах: научной, публицистической и других, до сих пор не получил однозначного толкования и зачастую термин имеет различные взаимоисключающие значения.

Разнообразие подходов, востребованность в различных научных парадигмах является одной из причин множества толкований рассматриваемого феномена. На основании множественности подходов к определению феномена «дискурс» М.Л. Макаров предлагает классификацию существующих определений, которые подразделяются на формальные, функциональные и ситуативные интерпретации (Макаров, 1998, цит. по: Гулинов, 2015, 98-99).

Формальная интерпретация – дискурс рассматривается как уровень, стоящий над уровнем предложения.

Функциональная интерпретация предполагает способ и вариации использования языка (речи во всех возможных формах).

С точки зрения ситуативной интерпретации дискурс рассматривается с учетом социальных, психологических и культурно значимых условий и обстоятельств общения.

Наряду с хорошо известными и ставшими классическими определениями феномена дискурса (см. Арутюнова, 1990; Дейк Т.А. ван, 1989), нашему исследованию созвучны некоторые другие мысли в отношении рассматриваемого термина. Так, например, В.И. Карасик отмечает следующее: «Дискурс представляет собой явление промежуточного порядка между речью, общением, языковым поведением, с одной стороны, и фиксируемым текстом, остающемся в «сухом остатке» общения, с другой стороны» (Карасик, 2004, 231).

Дискурс как центральный момент человеческой жизни «в языке» находит свое отражение в так называемом «языковом существовании», которое представляет собой, по мнению Б.М. Гаспарова «Всякий акт употребления языка – будь то произведение высокой ценности или мимолетная реплика в диалоге – представляет собой частицу непрерывно движущегося потока человеческого опыта. В этом своем качестве он вбирает в себя и отражает в себе уникальное стечение обстоятельств, при которых и для которых он был создан: коммуникативные намерения автора; взаимоотношения автора и его непосредственных и потенциальных, близких и отдаленных, известных ему и воображаемых адресатов; всевозможные обстоятельства; идеологические черты и стилистический климат эпохи, конкретной среды и конкретных личностей, которым адресовано сообщение (прямо или косвенно); жанровые и стилевые черты как самого сообщения, так и той коммуникативной ситуации в которую оно включается; ассоциации с предыдущим опытом» (Гаспаров, 1996, 9). Разнообразие и многоликость феномена дискурса во многом объясняет отсутствие единого общепринятого определения. Для понимания специфики рассматриваемого феномена, возможно, актуальнее будет углубленный анализ конкретного типа дискурса, каким в нашем случае является националистический.

Описание националистического дискурса осуществляется через использование алгоритма, предложенного доктором филологических наук В.И. Карасиком: характеристика типовых участников; описание хронотопа; выявление целей; определение ценностей; описание основных стратегий; описание ключевых жанров, прецедентных текстов и дискурсивных формул (Карасик, 2004).

Описание типовых участников националистического дискурса, как нам кажется, необходимо представить следующей схемой:

В основе схемы лежит хорошо известная в националистическом дискурсе оппозиционная пара: «СВОИ – ЧУЖИЕ» (см. Ворошилова, 2014). В свою очередь категория «СВОИ» представлена нами двумя категориями:

1. Адепты националистических организаций могут быть охарактеризованы по следующим критериям: возраст, пол, социальные условия жизни. Аудиторией националистических группировок, как правило, являются молодые люди, иногда даже не достигшие совершеннолетия, в возрасте от 14 до 30 лет, что обусловлено рядом психологических особенностей развития данной возрастной категории молодых людей. Как отмечают социологи: «Социальная неопределенность, тревожность и риски, деформация общественных ценностей и правосознания негативно влияют на нравственно-психологическое сознание и поведение молодежи, повышается уровень ксенофобии, нетерпимости, молодое поколение (особенно в подростковом возрасте) не имеет достаточно твердой установки на неприятие идей экстремизма и терроризма и, тем более, противодействие им (Маркин, Роговая, 2012, 11).

Кроме того, в ходе социологических исследований было выявлено, что жизненная позиция членов молодежных националистических организаций характеризуется «неустойчивостью, неосознанностью выбора, ценностной пустотой, неопределенностью жизненных целей, их суженными границами и гедонистической или фаталистической направленностью, личностно-центрированной ориентацией и нарциссическим, изолирующим или депрессивным отношением к себе и к миру в целом», т.е. в целом носит деструктивный характер (Бонкало, Бонкало, 2015, http).

Деструктивность жизненной позиции формируется в определенных социальных условиях жизни. Как правило, те молодые люди, которые попадают в ряды националистических объединений, и остаются там, продвигаясь по «карьерной лестнице», являются выходцами из неблагополучных семей, зачастую такая молодежь испытывает агрессию в отношении государства из-за низкого финансового положения и отсутствия возможности получения образования. Чаще всего, по мнению исследователей, эту нишу занимает безработная молодежь: «Безработные молодые люди, у которых часто нет образования, которые озлоблены на общество и государство, употребляют алкоголь и наркотики, в силу малой защищенности наиболее агрессивно настроены и не толерантны» (Маркин, Роговая, 2012, 11).

Немаловажную роль играет гендерный аспект: адептами националистических группировок чаще всего являются лица мужского пола, что связано, прежде всего, с некоторыми физиологическими особенностями. Так, ученые делают следующие выводы: «подростки и взрослые мужчины, у которых уровень тестостерона в крови выше, чем в среднем по популяции, более склонны к правонарушениям, наркомании и агрессивным реакциям на провокации» (Газета.ru, http).

2. «Потенциальная националистическая аудитория». В рамках данной группы, на наш взгляд, целесообразно выделение некоторых возрастных ступеней, которые легче всего поддаются деструктивным силам и которые, в свою очередь, можно соотнести со следующими статусами:

Школьники – будучи морально незрелой категорией молодежи, являются для националистических группировок своеобразной потенциальной аудиторией для вовлечения в запрещенную деятельность. Их долго готовят к вступлению в ряды националистов, формируют их мировоззрение до того момента, пока данная возрастная категория не перейдет на следующую ступень – студенчество. Школьники оказываются наиболее подвержены чужому влиянию в силу того, что у данной возрастной категории пока отсутствует способность самостоятельно мыслить. Они более ведомы, находясь в положении зависимости от родителей и окружения, стремятся к самовыражению и автономности через совершение «плохих» поступков «для продвижения в жизни или для того, чтобы быть как все, не выделяться» (Маркин, Роговая, 2012, 11).

Студенты – это уже те, кто, как правило, может активно транслировать националистические идеи, кто способен принимать активное участие в националистических митингах, акциях. Студенческая аудитория наиболее эмоциональна в силу юношеского максимализма и односложного черно-белого восприятия межнациональных и межрелигиозных отношений. Возрастные особенности студенчества, по мнению исследователей, характеризуются более высокими протестными настроениями, повышенной активностью и решительностью (Маркин, Роговая, 2012, 11).

Школьники и студенты – те категории лиц, на кого в большей степени направлены многочисленные пропагандистские материалы.

Оппозиция категории «СВОИ» – «ЧУЖИЕ» – «объекты националистической агрессии» (те, против кого направлена пропаганда). К данной категории мы относим: мигрантов, приезжающих в Россию заниматься трудовой деятельность, лиц иной национальности, зачастую националистические настроения направлены против женщин, вступающих в браки с лицами не славянской внешности, довольно часто объектом ненависти для националистов становится современное российское правительство. Другими словами, у каждого националистического объединения свои антагонисты в зависимости от идеологической линии: иностранные граждане, преимущественно под прицелом оказываются лица неславянской внешности, выходцы из Средней Азии и Кавказа, российское и иное зарубежное правительство, идет противостояние иностранной культуре и политике и так далее.

Хронотоп националистического дискурса с точки зрения временной характеристики целесообразно соотносить с определенными периодами развития страны. Несмотря на то, что современные националистические объединения во многом тяготеют к известным националистическим тенденциям прошлых веков, среди которых: имперский национализм, черная сотня, фашистская Германия, коммунистическая идеология и другие, сегодня у националистического дискурса своя эпоха, свой период развития и становления. Националистическая идеология XXI столетия во многом отражает своеобразный этап развития нашей страны, зачастую в материалах националистических организаций мы видим отклик на те или иные политические, культурные события настоящего времени. Эпоха глобализации, пришедшая на смену локализации, привнесла новые краски в идеологию национализма. Апелляция к прошлому национализма указывает на не снижающуюся актуальность проблем нации, однако в каждую эпоху они транслируются по-своему. Вполне вероятно, что те проблемы, которые лежат в основе современного национализма через несколько десятков лет изменяться на другие современные будущему времени.

Относительно характеристики места националистического дискурса можно говорить как о конкретном месте, т.е. то место, где проходят реальные националистические мероприятия: митинги, шествия, пикеты, собрания, так и о виртуальном, т.к. в современном мире национализм бурно развивается в интернет-пространстве. В данном случае уместно оценивать хронотоп националистического дискурса с точки зрения хронотопа виртуального мира, который не имеет осязаемых пространственно-временных границ и соответственно обладает размытой структурой хронотопа. Отсутствие визуального хронотопа обеспечивает националистическим объединениям возможность взаимодействовать друг с другом, обмениваться мыслями, создавать беседы, привлекать в них новых участников, совершать пропагандистские действия в любое время и в любом месте, т.к.: «хронотоп виртуальности, теряя свою линейную плоскость, перемещается в объемную форму существования, которая позволяет каждому пользователю создавать свой собственный виртуальный хронотоп, актуальный для него в определенный период времени. Пространственно-временной континуум сжимается, «аккумулируется» в единой виртуальной точке субъективного восприятия пользователя, которая и становится точкой отсчета» (Селютин, 2012, 123).

Цель националистического дискурса – создание русского национального государства и правительства, основой которого будут национальные интересы русского народа.

Основополагающая ценность национализма – ценность нации как высшей формы общественного единства, а также все, что связано с нацией: культура, язык, духовное возрастание, духовные ценности, политическая независимость, национальное самосознание к сохранению и защите которых стремятся националистические объединения.

Особым пунктом в описании националистического дискурса можно считать пункт, посвященный стратегиям, которые состоят из коммуникативных интенций, направленных на достижение основных целей рассматриваемого дискурса. Под речевыми стратегиями и тактиками мы понимаем вслед за А.П. Чудиновым следующее: «Коммуникативная стратегия – это основной путь, который должен привести к победе», а коммуникативная тактика – «конкретные приемы реализации стратегического замысла» (Чудинов, 2000, 36). Основной путь, зачастую приводящий к победе националистические объединения, обнаруживается в применении частотной стратегии – стратегии дискредитации, реализация которой может осуществляться как вербально, так и невербально.

Стратегия дискредитации направлена на подрыв доверия к кому-, чему-либо, умаление авторитета, значения кого-, чего-либо (МАС цит. по: Иссерс, 1997, 2). В основе данной стратегии, применяемой в националистическом дискурсе, лежит оппозиция «СВОИ-ЧУЖИЕ» (Иссерс, 1997), где «СВОИ» – это русские, православные, права которых регулярно ущемляют: их обманывают, «портят» их женщин, завоевывают их территории, вытесняя с родной земли, травят наркотическими средствами, насилуют, спаивают и т.д.; «ЧУЖИЕ» – в первую очередь лица неславянской внешности, мигранты, выходцы из Средней Азии и Кавказа, кроме того в категории «чужаков – врагов» находятся и представители Запада (и Запад в целом), выходцы из КНР. В оппозиционной стороне пребывают зачастую представители российского правительства: президент, министры и вся государственная система в целом.

Отметим также, что в рассматриваемом дискурсе имеют место быть и другие речевые стратегии, например, стратегия создания образа освободительной войны, создание образа врага, создание оппозиции по национальному / религиозному признаку (Ворошилова, 2014, 243); стратегия формирования ненависти к «чужим», стратегия побуждения к насилию, (Экстремистский текст…,2014, 148-152); стратегия авторитарного монологического единогласия, стратегия диалогического разногласия, стратегия диалогического согласия (Глухов, 2010, 54-57). Более подробно каждая из встречающихся стратегий будет представлена в диссертационном исследовании.

Жанровая структура националистического дискурса достаточно разнообразна. Националисты зачастую прибегают к таким вербальным жанрам как: заметка, статья, пост (в интернет-пространстве), кроме того, в последнее время активно используются «аллогенные» жанры, под которыми мы понимаем жанры, порожденные извне, неспецифические, чужеродные рассматриваемому дискурсу, которые рассматриваются как пропагандистские, манипулятивные тексты, например, националистические кричалки, жанр беседы и научно-популярная лекция (Бабикова, Ворошилова, 2015, 161).

В рассматриваемом нами дискурсе наиболее популярны жанровые разновидности креолизованного текста. Так, наиболее распространенные невербальные жанры националистического дискурса – плакат, агитка, демотиватор, граффити, карикатура. Не случайно националистические объединения апеллируют к указанным видам невербальных жанров, т.к. каждый из них при более подробном рассмотрении обладает сильным прагматическим потенциалом (Ворошилова, 2008, 2012, 2015, 2016 и др.; Данилова, Нуриева, 2014; Гарев, 2014 и другие).

Пункт «прецедентные тексты» при описании рассматриваемого дискурса, на наш взгляд, может быть расширен, говоря о прецедентности в националистическом дискурсе, нужно говорить, скорее, о феноменах в целом, которые, безусловно, включают в себя прецедентные тексты. Так, прецедентные феномены, встречающиеся в националистическом дискурсе, обычно соотносимы с этапами развития национализма в мире и в России в частности, т.е. националисты транслируют идеологию национализма со времен имперской России, через прецедентность государственной символики, в данном случае прецедентными становятся флаги, знамена, гербы и другая государственная символика; апеллируют к известным революционным лозунгам и речевкам, к лексике, характеризующей определенные периоды развития националистической идеологии, например, период Великой Отечественной войны и фашисткой Германии, отдельно следует отметить, что самый объемный пласт прецедентности отсылает нас к нацистскому фашизму как одному из самых близких идеологий современных националистических объединений. Прецедентными, в контексте националистического дискурса, являются и образы известных политиков, например, Ленина, Гитлера, Сталина, Путина, известных российских полководцев, известных российских националистов, кроме того, зачастую неонацисты прибегают к прецедентности известных писателей и актеров кино.

Говоря о дискурсивных формулах описываемого дискурса, отметим их отнесенность к категории прецедентных, т.к. зачастую используемые адептами обороты речи, клише, жесты, кроме того, что свойственны представителям конкретного социального института: националистическим объединениям, имеют четкие ориентиры, позволяющие определить приверженность представителей рассматриваемого дискурса к националистическим организациям.

Обобщая разговор о националистическом дискурсе, с опорой на исследования В.И. Карасика, отметим, что националистический дискурс носит сложный двойственный характер: с одной стороны, дискурс можно охарактеризовать как личностно-ориентированный, т.к. между единомышленниками дискурса возникают отношения, предполагающие максимальное сжатие передаваемой информации, переход на особый сокращенный код общения, в ходе которого понимание между коммуникантами происходит с полуслова, коммуникативная ситуация становится очевидной и подкрепляется лишь многообразием оценочно-модальных, эмоциональных компонентов.

С другой стороны, националистический дискурс может быть охарактеризован как статусно-ориентированный (институциональный), т.к. в его контексте осуществляется речевое взаимодействие между разными социальными группами, которые ранее были обозначены нами бинарной оппозицией «СВОИ» – «ЧУЖИЕ». Таким образом, в этих отношениях мы получаем реализацию схемы, предложенную В.И. Карасиком: «На периферии институционального общения находится контакт представителя института с человеком, не относящемся к этому институту. Таким образом, устанавливается следующая иерархия участников институционального дискурса: агент – клиент – маргинал» (Карасик, 2004, 245).

Описание националистического дискурса является одним из важных этапов исследования, понимание различных нюансов дискурса с позиции социолингвистики позволит с наибольшей точностью ответить на возникающие вопросы: что лежит в основе идеологии, как происходит вербовка участников, как создаются конфликтные тексты и на многие другие. Понимание националистического дискурса дает возможность более точного описания частных случаев проявления национализма по вербальным и невербальным каналам. Так, в центре наших научных интересов, лежит тема прецедентности в российских националистических креолизованных текстах, поэтому описание националистического дискурса является необходимым этапом исследования, что позволит нам с большей точностью определить сферы-источники прецедентности, позволит описать специфику функционирования прецедентных феноменов и их важность в создании креолизованных текстов националистического дискурса.

Список литературы

1. Анисимова Е. Е. Лингвистика текста и межкультурная коммуникация (на материале креолизованных текстов): учеб. пособие для студ. фак. иностр. яз. вузов / Е. Е. Анисимова. – М.: Academia, 2003. – 128 с.
2. Антонова Ю. А. Коммуникативные стратегии и тактики в современном газетном дискурсе (отклики на террористический акт): дис. … канд. филол. наук: 10.02.01 – Русский язык / Юлия Анатольевна Антонова. – Екатеринбург, 2007. – 184 с.
3. Арутюнова Н. Д. Дискурс //Лингвистическая энциклопедия. – М., 1990. – С. 136-137. – CD -версия
4. Бабикова М. Р., Ворошилова М. Б. «Аллогенные» жанры в современном экстремистском дискурсе // Политическая лингвистика. – 2015. – № 4 (54). – С. 161-164.
5. Бонкало С. В., Бонкало Т. И. Особенности жизненной позиции членов молодежных националистических организаций [Электронный ресурс]. – URL: http://systempsychology.ru/journal/2015-15/290-bonkalo-s-v-bonk alo-ti-osobennosti-zhiznennoy-pozicii-chlenov-molodezhnyh-nacionalisti cheskih-organizaciy.html (дата обращения: 06.09.17, 18:15).
6. Буряковская В. А. Коммуникативные характеристики массовой культуры в медийном дискурсе (на материале русского и английского языков): дис. … докт. филол. наук: 10.02.19 – Теория языка / Валерия Анатольевна Буряковская. – Волгоград, 2014. – 326 с.
7. Ворошилова М. Б. Когнитивный арсенал и коммуникативные стратегии современного националистического дискурса // Политическая лингвистика. – 2014. – № 3 (49). – С. 242-245.
8. Ворошилова М. Б. Политический креолизованный текст: ключи к прочтению / М. Б. Ворошилова. – Екатеринбург, 2013. – 193 с.
9. Ворошилова М. Б. Руки сжаты, а в них автоматы: опыт анализа креолизованного текста листовки // Культурология. – 2012. – № 6. – С. 24-29.
10. Ворошилова М. Б. Советский политический плакат и современная рок-обложка // Политическая лингвистика. – 2008. – № 26. – С. 138-141.
11. Ворошилова М. Б. Тема-рематический анализ граффити // Психолингвистические аспекты изучения речевой деятельности. – 2016. – № 14. – С. 58-67.
12. Ворошилова М. Б. Типы креолизованных текстов в современном националистическом дискурсе // Инновационные условия развития науки и образования в межкультурном взаимодействии: комплексный подход. – 2015. – С. 61-64.
13. Гарев В. А. Политический плакат в дискурсе международного терроризма // Дневник АШПИ. – 2004. – № 19-20. – С. 183-187.
14. Гаспаров Б. М. Язык. Память. Образ. Лингвистика языкового существования. – М., 1996. – 352 с.
15. Глухов А. П. Коммуникативные стратегии российского националистического дискурса: отражение в медийном пространстве // Вестник ТГПУ. – 2010. – Вып. 5 (95). – С. 52-58.
16. Гулинов Д. Ю. Дискурсивные характеристики языковой политики современной Франции: дис. … докт. филол. наук: 10.02.19 – Теория языка / Дмитрий Юрьевич Гулинов. – Волгоград, 2015. – 301с.
17. Данилова Ю. Ю., Нуриева Д. Р. Демативатор как лингвокогнитивное единство иконической и вербальной информации // Филологические науки. Вопросы теории и практики. – Тамбов: Грамота, 2014. – № 12 (42): в 3-х ч. – Ч. III. – С. 66-71.
18. Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. – М., 1989. – 311 с.
19. Диль В. А. Тенденция развития современного экстремизма: молодежный и информационный экстремизм // Известия Томского политехнического университета. – 2009. – Т. 314. – № 6. – С. 167-170.
20. Злоказов К. В., Муслумов Л. Л. Психологические особенности вовлечения несовершеннолетних в молодежные экстремистские группировки // Педагогическое образование в России. – 2014. – № 5. – С. 81-87.
21. Иссерс О. С. Паша-«Мерседес», или речевая стратегия дискредитации // Вестник Омского университета. – 1997. – Вып. 2. – С. 51-54.
22. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – М.: Гнозис, 2004. – 390 с.
23. Маркин В. В., Роговая А. В. Противодействие распространению идеологии экстремизма и терроризма в молодежной среде. 1-я часть // Власть. – 2012. – № 11. – С. 142-146.
24. Нахимова Е. А. О критериях выделения прецедентных феноменов в политических текстах / Е. А. Нахимова // Лингвистика. Бюллетень Уральского лингвистического общества. Т. 13. – Екатеринбург, 2004. – С. 166-174.
25. Нахимова Е. А. Прецедентные имена в массовой коммуникации: монография / Е. А. Нахимова; ГОУ ВПО «Урал. гос. пед. ун-т»; Ин-т социального образования. – Екатеринбург, 2007. – 207 с.
26. Руженцева Н. Б. Дискредитирующие тактики и приемы в российском политическом дискурсе: монография / Н. Б. Руженцева; Урал. гос. пед. ун-т. – Екатеринбург, 2004. – С. 294.
27. Селютин А. А. Пространство и время в интернет-коммуникации: влияние постмодернизма // Вестник Челябинского государственного университета. – 2012. – № 6 (260). – С. 122-124.
28. Террористами не рождаются [Электронный ресурс] // Газета.ru11.2015. – URL: https://www.gazeta.ru/science/2015/11/19_a_7900949.shtml (дата обращения: 23.09.17, 22:59).
29. Чудинов А. П. Практическая риторика. – Ек., 2000. – 91 с.
30. Экстремистский текст и деструктивная личность: коллективная моногр. / Ю. А. Антонова, Л. Е. Веснина, М. Б. Ворошилова, К. В. Злоказов, А. А. Карапетян, Ю. Р. Тагильцева; Урал. гос. пед. ун-т. – Екатеринбург, 2014. – 272 с.

[1] Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №16-18-02102).