ИНВЕКТИВНАЯ ФУНКЦИЯ РУССКОЙ МИФОЛЕКСЕМЫ «ВЕДЬМА» (НА МАТЕРИАЛЕ ФОЛЬКЛОРНЫХ И ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ)

Byadmin

ИНВЕКТИВНАЯ ФУНКЦИЯ РУССКОЙ МИФОЛЕКСЕМЫ «ВЕДЬМА» (НА МАТЕРИАЛЕ ФОЛЬКЛОРНЫХ И ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ)

Сборник материалов конференции «Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия», 2017

Нефедов Игорь Владиславович,
кандидат филологических наук, доцент кафедры теории языка и русского языкаИнститута филологии, журналистики и межкультурной коммуникации Южного федерального университета (г. Ростов-на-Дону, Россия)

Макарова Ирина Валерьевна,
магистрант 2 курса специальности «Стилистика речи. Филологический анализ текста. Лингвистическая экспертиза» Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации Южного федерального университета (г. Ростов-на-Дону, Россия)

ИНВЕКТИВНАЯ ФУНКЦИЯ РУССКОЙ МИФОЛЕКСЕМЫ «ВЕДЬМА» (НА МАТЕРИАЛЕ ФОЛЬКЛОРНЫХ И ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ)

Одной из характерных особенностей современной научной парадигмы является процесс интеграции. Тенденция, которую можно наблюдать практически во всех научных областях на рубеже 20-21 веков, проявляется в синтезе знаний взаимосвязанных дисциплин. В результате этоголингвистическая наука получила новый толчок развития, связанный с появлением новых пограничных проблем, требующих комплексного подхода в их решении, и концентрацией внимания на «смежных» исследованиях с позиции разных наук. Озабоченность состоянием современного русского языка привела к появлению новой дисциплины – экологии языка.

Лингвоэкологический мониторинг выявляет одну из главных проблем языка – инвективизацию. Категория инвективности в данный период развития лингвистики является наиболее принципиальной и сложной. Это связано главным образом с объективной оценкой интенции говорящего и, конечно же, с оценкой восприятия конфликтного высказывания адресатом (Голев, 1999, 45).

Проблема инвективности языка имеет междисциплинарный характер, т.е. одновременно рассматривается различными дисциплинами. В частности, экологией языка, юрислингвистикой, лингвоконфликтологией, лингвокультурологией, психолингвистикой. Это прежде всего связано с тем, что сама инвективная функция, по мнению профессораН.Д. Голева, представляет собой одну из естественных функций языка. Именно она дает возможность реализовать творческий потенциал, заложенный в языке, и жизненную потребность человека в таком его использовании (Волкова, 2000, 44).

В настоящее время существует множество подходов к исследованию проблемы инвективности в языке, но в основном их можно разделить на два типа:

1. Рассмотрение инвективности в узком смысле –«грубое, вульгарное слово, как средство вербальной агрессии…, имеет табуированный характер, лежит за пределами нормативного языка и носит преимущественно устный характер» (Позолотин, 2005, 15).
2. Рассмотрение инвективности в широком смысле – «выражение негативной информации об адресате, приводящее к искажению социального образа личности среди остальных членов общества, т.е. к уменьшению социальной привлекательности личности» (Степко, 2008, 8.).

В данном исследовании инвективность (инвективное употребление) будет рассматриваться комплексно, как многогранное языковое явление, представляющее собой вербализацию речевой агрессии с целью или социальной дискредитации адресата, или эмоциональной разрядки. Механизм этого языкового феномена конструируется на основе нарушения социально-культурных норм или совершения табуированных действий, упоминания тем-табу.

Рассуждая о специфике функционирования инвектив в языке и праве, доктор филологических наук Б.Я. Шарифуллинрассматривает инвективную функцию лексики как «орудие (оружие?), направленное против нашего собеседника» (Шарифуллин, 2000, 93). В данном случае не случайнавозможность употребления слова «оружие», этим исследователь подчеркивает, что инвектива – не просто средство для исполнения каких-либо действий(передачи информации, выражения чувств и мыслей), а «оружие» — средство, «приспособленное для защиты или нападения» (Ушаков, 2013, 406). Вслед за Б.Я. Шарифуллиным, истоки лингвистической инвективностиможно обнаружить в первобытных и ритуальных представлениях. «Если Я (охотник) наношу удары по виртуальному (нарисованному и т.п.) зверю (врагу), то в МОЕЙ реальности это событие так и произойдет» (Шарифуллин, 2000, 93). При таком рассмотрении инвективы можно определить ее связь с мифологической сферой, мифологическим сознанием.

Мифотворческое сознание и языковые процессы неразрывно связаны и представляют собой диалектическое единство. Как и исследователи мифа и мифологического представления Р. Барт(Барт, 2001) и М.М. Маковский(Маковский, 1996), считаем, что за высказыванием стоит некий мифологический образ,т.е.«непосредственное выражение чувств и переживаний человека» (Маковский, 1996, 20). Именно это создает эмоциональный смысл инвективы, который не совпадает с денотативным смыслом ее языкового воплощения. И, представив совокупность всех образов как некое пространство с центром, отражающим социокультурные образы-нормы, инвективное употребление лексики будет смещаться к периферии, которая определяется критерием табуированности и является так называемым «маргинальным пространством» (Письменный, 2011, 77). Таким образом, нейтральный мифологический образ, выделяемый из высказывания, под воздействием инвективного употребления в сознании реципиента превращается в негативно воспринимаемое утверждение. Это может быть и выражение принадлежности адресата к социально непривлекательной группе, и лишение социокультурного статуса, т.е. изменение социального образа адресата.

Исходя из всего сказанного выше, можно сделать вывод о том, что огромный интерес представляет рассмотрение не просто инвективы, а мифологической лексики как продукта мифологического сознания, осуществляющего инвективную функцию.

Само понимание мифологической лексики в науке неоднозначно.  Так, С.А. Кошарная в своей диссертации использует термин «мифолексема (или мифоним), понимая под ним лексическую единицу, обозначающую мифическое существо, объект и т.п.» (Кошарная, 2003, 40). Мифолексема является продуктом человеческой фантазии и обозначает мифических существ, таких, как домашние духи (домовой, банник, домашняя кикимора, клетник, дворовой), лесные духи (леший, болотницы), водные духи (водяной, русалки, водяницы) и др.

Если посмотреть на мифолексемы с грамматической точи зрения, то можно заметить, что все слова, обозначающие духов, относятся к лексико-грамматическому разряду существительных или субстантивированных прилагательных. Образование таких языковых единиц происходит двумя способами:

• Родо-видовым – леший, водяной, домовой, ведьма, русалка, водяница, кикимора и другие – данные лексемы называют не одного конкретного персонажа фольклора с его индивидуально-личностными характеристиками, а представляют собой целый вид или род духов, объединенных описанием внешнего облика, места обитания, набором выполняемых функций. Такие языковые единицы можно назвать именами нарицательными. Можно предположить, что изначально мифолексемы, образованные родо-видовым способом, представляли собой имена собственные, обозначая лишь одно конкретное существо, но постепенно люди стали употреблять слово для номинации определенного явления в их жизни. (Леваева, 2010, 134)
• Путём использования имен собственных. Это наименее частотный способ в русской языковой картине мира, подчеркивающий индивидуальность того или иного образа – Баба Яга, Кощей Бессмертный, Змей Горыныч. (Денисова, 2009, 73)

За каждой мифолексемой скрывается определенный мифологический образ, который складывается благодаря своей культурной специфике из сферы народного сознания. Каждый образ, заложенный в фольклоре, несет в себе ряд определенных черт, характерных только для одного персонажа или группы персонажей.

Мифолексема, как и любая другая лексическая единица, обязана своим появлением необходимости назвать какое-либо явление или предмет. Нужно отметить, что «лингвистическое мышление насыщено и пропитано мифическим мышлением» (Радбиль, 2010, 198).Иными словами, концептуализация знаний и представлений о мире происходила с помощью ее мифологизации. Обыденное сознание человека в связи с недостатком реальных знаний компенсировалось благодаря наивным представлениям о предмете или явлении. Одним из таких средств можно назвать персонификацию сил природы, тех явлений, которые были не подвластны человеку и порой негативно влияли на его жизнь. Веру во власть этих существ над земным миром укрепляло человеческое «представление о сверхъестественных способностях и могуществе «хозяев» (Ахметшин, 1976, 32). Таким образом, необузданная сила получала имя, отличительные черты характера и собственные «предпочтения», чтобы можно было «задобрить духа».

Русская мифолексема «ведьма» представлена в русском обыденном сознании отрицательным персонажем. И фольклорные, и лексикографические источники представляют этого персонажа как «злую волшебницу» (Ожегов, Шведова, 2006, 71; Русские народные сказки, 2015; Энциклопедия сказочных героев. Русские сказки, 2003). Исследуя сказки,  можно выделить характерные черты ведьмы:

• Злоба –практически во всех текстах мифолексема «ведьма» с прилагательным «злая», например, в сказке «Арысь-поле»: «а та баба была злая ведьма» (Энциклопедия сказочных героев. Русские сказки, 2003, 9), образуя таким образом устойчивое словосочетание, которое воспринимается уже в народном сознании какединое целое, т.е. такая характеристика ведьмы (злость, злобная, злая) является неотъемлемой частью мифологического образа ведьмы.
• Лживость/притворство – все сказки без исключения рассказывают о том, как ведьма обманывает, скрывает правду, притворяется другим человеком. Этот тезис находит свое подтверждение в следующих текстах: «Сестрица Аленушка и братец Иванушка», «Белая уточка».Ведьма обманом занимает место Алёнушки в первой сказке: «Привела ведьма Аленушку на реку. Кинулась на нее, привязала Аленушке на шею камень и бросила ее в воду. А сама оборотилась Аленушкой, нарядилась в ее платье и пришла в хоромы. Никто ведьму не распознал» (Русские народные сказки, 2015, 7).Во второй сказке ведьма становитсякнягиней: «Ведьма тотчас нарядилась в ее платье, убралась, намалевалась и села ожидать князя» (Русские народные сказки, 2015, 274).
• Подлость/коварство – действия ведьмы в фольклорных текстах всегда сопровождаются подлостью с ее стороны: она заманивает положительных героевуговорами, ложью, притворством, после чего совершает какие-либо враждебные действия (в большинстве случаев с целью съесть или просто убить). Так, сестра-ведьма «точит зубы» (Русские народные сказки, 2015, 287), пока братец думает, что она обед готовит в сказке «Ведьма и Солнцева сестра» (Русские народные сказки, 2015, 287); для Аленушки ласковый зов пойти купаться обернулся камнем на шее и озерным дном в сказке «Сестрица Аленушка и братец Иванушка» (Русские народные сказки, 2015, 7); а Терешке ведьма голову задурманила «перекованным матушкиным голосом» (Русские народные сказки, 2015, 20), в других сказках ведьмы действуют по похожим сценариям. Качество ведьмы «подлость» также подчеркивается использованием в сочетании с мифолексемой-зоометафорой «змея», например, в сказке «Белая уточка»: «Погубила вас ведьма старая,// Ведьма старая, змея лютая,// Змея лютая, подколодная» (Русские народные сказки, 2015, 276); в сказке «Ведьма и Солнцева сестра»: «а ведьма-змея осталась на земле» (Русские народные сказки, 2015, 288). Следует отметить, что образ змеи содержит в себе негативные качества: хитрость, опасность, подлость, предательство (Маслов, 2013, 218-235). Надо отметить, что данные черты, присущие представлениюо змее, сложились именно в мифотворческом сознании, создавая таким образом отдельный мифологический образ, основные черты которого и используются в качестве эпитета к мифолексеме «ведьма». Получается, что внешний облик змеи размывается, оставляя только внутренние свойства образа, и они, в свою очередь, накладываются на представление о ведьме, дополняя его.
• Враждебность –неприязнь и зложелательность ведьм к человеку показана в каждой сказке. Она может выражаться желанием съесть кого-либо («Терешка», «Ведьма и Солнцева сестра», «Белая уточка» и др.), испортить кому-либо жизнь/забрать ее себе («Сестрица Аленушка и братец Иванушка», «Белая уточка», «Арысь-поле»). Лексикографические источники также информируют о любви ведьм к различного рода пакостным действиям в отношении человека: порча скота, отбирание молока у коров, урожая у людей, ведьма насылает болезни, сеет раздор между людьми и т.п.(Афанасьев, 2008,1378-1380).

Стоит также упомянуть, что изначально образ ведьмы не был столь отрицательным. Подтверждение этому можно найти в истории мифолексемы «ведьма»: ведьма, ведун, ведунья, ведать – все эти слова однокоренные и произошли от «праслав. *vědě «я знаю» (см. ве́дать, ведь), др.-русск. вѣдь «знание» (Левкиевская, 2000, 527), т.е. мифолексема «ведьма» означала женщину, обладающую знаниями. Появление и распространение слов с корнем вѣдь («знание») произошло в языческие времена, и, исходя из главных черт этой эпохи, нужно вспомнить, что знанием обладали люди, созданные божеством, чтобы толковать «таинственный язык обожествленной природы» (Афанасьев, 2008, 1378-1380). Но уже со времен Крещения Руси коннотация лексемы начинает меняться, что легко объясняется сменой религиозного культа и борьбой с языческой скверной. В итоге слово «ведьма» приобретает негативный оттенок значения, а мифологический образ подстраивается под его восприятие, что влечет за собой и изменение характерных черт, приписываемых ведунье в сказках.

Как правило, в русских народных сказкахмифолексемы употребляются в номинативной или репрезентативной функции (Морковкин, 2007,44). Автор при этом ставит перед собой задачу назвать феномен со всеми его типичными характеристиками. В других случаях адресант может преследовать иную цель, связанную с экспрессивным употреблением мифолексем. В связи с тем что мифологический пласт языка тесно переплетен с эмоционально-образным восприятием, можно отметить предрасположенность мифолексемк метафорическому употреблению. При этом ядром переносного значения оказываются коннотативные признаки слова. Исследователь В.И. Шаховский утверждает, что исследование употребление мифолексем в эмотивной функции указывает на тот факт, что сегодня многие из них уже не связаны с первичным денотатом (Шаховский, 1986, 80).

При употреблении мифолексемы в переносном значении часто реализуется номинативная функция с оттенком негатива. В этом случае при использовании в речи таких лексем, как «ведьма», реализуется и номинативная функция, и оценочная. Адресант переносит характерные особенности мифологического образа «ведьма», которые были рассмотрены выше, на своего оппонента.Выводя из обыденного сознания ее собирательный образ, складывающийся из всех референтных представлений этого мифологического персонажа, автор инвективного высказывания размывает денотат мифолексемы и закрепляет сигнификативное и коннотативное значения за объектом речи.

Все примеры употребления мифолексемы «ведьма» в инвективной функции можно разделить на несколько типов в соответствии с усилением выраженной автором высказывания интенции:

1. Наиболее распространенная цель называния женщины ведьмой – выражение объекту речи своей неприязни и даже ненависти:

«Резеда, мамаша его тоже устроила… вот почему совсем наплевать на чувства ребенка, лишь бы самой было комфортно, я почему-то думала, что раз она обожает сына, то будет на его стороне… ведьмакакая »[1];

«Розалия, чо там скрывать-то, вон какая страшная ведьма»[2];

«Че за ведьма. чур ее чур!»[3];

«Асредиэтих «деточек» естьитебывшиемалыши, которыхонашвабройбила. Тольковесувнихтеперьвнекоторыхподстокг. Проходятмимо, стаканчиксмедяшкамисозлостипинают: «У-у-у, ведьма!» — Ичтожевызалюдитакие! — помогаясобратьрассыпанныемедяшки, осуждаетихпродавщицасовощнойпалатки. — Дваразабабушкувлицовзрослыемужикипинали!»[4];

«Ведьма / ведьма / стараяведьма. Ненавижу / ненавижувас»[5];

«Чтоты / право / чтобутебяязыкотсох / колдунья / ведьматычёртова!»[6].

Данные примеры фиксируют отрицательное отношение к женщинам, выступающими объектами речи, искажение их социального образа. Сама номинация уже несет в себе негативно воспринимаемые семы: злоба, подлость, коварство, притворство, лживость, враждебность. Кроме того, коммуникативная перверсия подкрепляется и другими компонентами высказывания, например, атрибутами-эпитетами, которые значительно усиливают непривлекательность образа адресата: «ведьмакакая», «страшная ведьма», «стараяведьма», «ведьматычёртова».

2. Выражение прямого сходства с данным образом встречается довольно редко, так как уже само называние объекта речи ведьмой говорит о внутренней близости адресата к этому мифологическому персонажу:

«Чтоэтотыеёпроверял-тотам? Вон / посмотри / ведьмавылитая»[7].

3. Нередки случаи употребления мифолексемы «ведьма» в инвективной функции с указанием действия – призыва адресату удалиться. Он может выражаться прямо, глаголом в императивной форме: «Аделина, пшла вон,ведьма!»[8].Может выражаться завуалированно благодаря использованию культурологической клишированной формы: «Че за ведьма. чур ее чур!»[9]. Возникновение выражение «чур … (кого-либо)» принято относить к господству языческого культа, а именно бога Чура – «покровителя и сберегателя границ поземельных владений» (Мудрова, 2011, 37). Сам возглас «чур» имеет значение запрета на касание или преодоления определенной черты. Главная сфера его использования – защита от нечистой силы, т.е. человек «чурался»/ограждал себя от чего-либо неприятного, страшного(Ожегов, Шведова, 2006, 890). Таким образом, в высказывании «чур ее (ведьму), чур» объект речи воспринимается как угроза, нечто страшное и неприятное, от чего надо защищаться «божественным» словом. Адресат возводится в ранг «неприкасаемых»: принимая во внимание толкование выражения «чур» как «не касаться», высказывание «чур ее (ведьму)» следует понимать как «не касайтесь ведьмы».

Таким образом, существует немало способов уменьшить социальную привлекательность адресата при использовании мифолексемы «ведьма» и усилить это воздействие на реципиентов. Вместе с тем при квалифицированииинвективности отдельных лексем сегодня опираются на данные словарей, в особенности на пометы, характеризующие особенности употребления слов. Так, толкование мифолексемы «ведьма» сопровождается следующими пометами: «бранное», «просторечное», «вульгарное»:

1. ВЕ́ДЬМА, -ы, жен. В сказках, народных поверьях: злая волшебница.2. перен. Злая, сварливая женщина (прост.) (Ожегов, Шведова, 2006, 71-72);
2. ВЕ́ДЬМА, -ы, жен.1. В народных поверьях: женщина, продавшая душу нечистой силе (дьяволу) в обмен на обладание особыми знаниями и способностями; колдунья.  2. (бранно.) О безобразной, злой женщине. (Кузнецов, 2000, 115);
3. ВЕ́ДЬМА, ведьмы, жен. В народной мифологии — колдунья, чародейка, женщина, знающаяся с нечистой силой. «Ведь у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, все ведьмы.»Гоголь. || Бранное слово — о сварливой, злой, безобразной женщине (разг. вульг.). Ну и ведьма же твоя соседка. (Ушаков, 2012, 118).

На основе словарных данных можно сделать вывод о том, что мифолексема «ведьма» используется в большей степени как нелицеприятное высказывание в отношении женщины, направленное на искажение ее социального образа и уменьшение его привлекательности.

Подводя итоги, можно сказать, что мифологические образы, тесно переплетенные с культурой и ментальными символами, являются неотъемлемой частью русской языковой картины мира. Потенциал использования мифологической лексики, а именно мифолексемы «ведьма», в русском языке огромен, и восприятие данной языковой единицыво многом зависит от интенции говорящего.

Литература:

1. Афанасьев А.Н. Славянская мифология. М.: Эксмо, 2008.
2. Ахметшин Б.Г. Образ хозяина и хозяйки подземных богатств в фольклоре горняков Башкирии. // Фольклор Урала, Свердловск: УрГУ, 1976. №1.
3. Барт Р. Миф сегодня. М.: Издательство Санкт-Петербургского философского общества, 2001.
4. Волкова Т. Универсальный фразеологический словарь русского языка. М.: Вече, 2000.
5. Голев Н.Д. Инвективная функция лексики естественного языка и закон о защите чести и достоинства личности // ЮЛ. Барнаул: Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Алтайский государственный университет», 1999. №1.
6. Денисова Е.В. Прецедентные имена «Witch» и «Баба-яга» в публицистической и художественной литературе // Вестник СПбГУ. Язык литература, СПб.: СПбГУ, 2009. № 1.
7. Кошарная С.А. Лингвокультурологическая реконструкция мифологического комплекса «Человек — Природа» в русской языковой картине мира): автореф. дис. на соиск. учен. степ. д.филол.н.. Белгород, 2003.
8. Кузнецов С.А. Большой толковый словарь русского языка. СПб.:Норинт, 2000.
9. Левакова Л.В. Процесс перехода имен собственных в имена нарицательные // Вестник Волжского Университета им. Татищева. Тольятти, 2010. № 4.
10. Левкиевская Е.Е. Мифы русского народа. М.: Аст, 2000.
11. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологических картин мира индоевропейских языков, М.: Владос, 1996.
12. Маслов А.С. Индекс инвективности: на стыке лингвистики и права (на материале лексико-семантической группы зоометафор-инвектив «подлость»)// В мире научных открытий. Красноярск, 2013. № 47.
13. Морковкин В. В. Основные функции лексических единиц//Вопросы образования: языки и специальность М.: Вестник Российского университета дружбы народов, № 1.
14. Мудрова И.А. Великие мифы и легенды. 100 историй о подвигах, мире богов, тайнах рождения и смерти. М.: Центрополиграф, 2011.
15. Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им В.В. Виноградова. – 4-е изд., дополненное. М.: ООО «А ТЕМП», 2006.
16. Письменный Е.В. Мифологические основы пенитенциарной инвективы// Вестник культуры и искусств, Челябинск: Челябинский государственный институт культуры, 2011. №4.
17. Позолотин А.Ю. Инвективные обозначения человека как лингвокультурный феномен (на материале немецкого языка): автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филол.н.: спец. 10.02.19. Волгоград, 2005.
18. Радбиль Т.Б. Основы изучения языкового менталитета. М.: Наука, 2010.
19. Русские народные сказки. М.: Директ Медиа, 2015.
20. Степко М. Речевые средства выражения инвективных смыслов в жанре комментария публицистического дискурса: на материале современного английского языка: автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филол.н.: 10.02.19. Майкоп, 2008.
21. Ушаков Д.Н. Толковый словарь современного русского языка. М.: Аделант,
22. Шарифуллин Б.Я. Инвектива: лингвистика vs. юриспруденция, илилингвистикаatque юриспруденция //Вестник Красноярского государственного университета. Серия «Гуманитарные науки». Красноярск, 2000. № 2.
23. Шаховский, В. И. Экспрессивность и оценка – компоненты детонации // Образные и экспрессивные средства языка. Ростов-на-Дону: Ростовский Государственный Педагогический Университет, 1986.
24. Энциклопедия сказочных героев. Русские сказки. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2003.
25. http://www.ruscorpora.ru/

[1] Лариса Юдинова. (2017) Запись в ВКонтакте: 22.10.2017 в 8:17 (https://vk.com/feed?c%5Bq%5D=%E2%E5%E4%FC%EC%E0&c%5Btype%5D=1&section=search&w=wall-86857260_70600_r70845)

[2]Григорьева Анюта. (2017) Запись в ВКонтакте: 22.10.2017 в 2:45 (https://vk.com/feed?c%5Bq%5D=%E2%E5%E4%FC%EC%E0&c%5Btype%5D=1&section=search&w=wall-26282259_2912729_r2913699)

[3] Александр Лазарев. (2017) Запись в ВКонтакте: 22.10.2017 в 9:27 (https://vk.com/feed?c%5Bq%5D=%E2%E5%E4%FC%EC%E0%20%F7%F3%F0&c%5Btype%5D=1&section=search&w=wall-35027856_1395328_r1395335)

[4]Александра МАЯНЦЕВА. Увидеть конец истории // Комсомольская правда, 2012.03.09 (http://search1.ruscorpora.ru/search.xml?env=alpha&mydocsize=&dpp=&spp=&spd=&text=lexform&sort=gr_tagging&lang=ru&nodia=1&req=%EC%E5%E4%FF%F8%EA%E0%EC%E8%20%F1%EE%20%E7%EB%EE%F1%F2%E8%20%EF%E8%ED%E0%FE%F2&mode=paper&docid=121581)

[5]Константин Худяков, Дина Рубина. На Верхней Масловке, к/ф (2004) (http://search1.ruscorpora.ru/search.xml?env=alpha&mydocsize=&dpp=&spp=&spd=&text=lexform&sort=gr_tagging&lang=ru&nodia=1&req=%E2%E5%E4%FC%EC%E0&mode=spoken&docid=360)

[6]Георгий Юнгвальд-Хилькевич, Петр Григорьев. Ах, водевиль, водевиль!, к/ ф (1979) (http://search1.ruscorpora.ru/search.xml?env=alpha&mydocsize=&dpp=&spp=&spd=&text=lexform&sort=gr_tagging&lang=ru&nodia=1&req=%E2%E5%E4%FC%EC%E0&mode=spoken&p=1&docid=23)

[7] Толик, Георгий Дронов, муж, 33, 1971] Этонемать! [Тимур Бекмамбетов Тимур, Сергей Лукьяненко. Ночной дозор, к/ф (2004) (http://search1.ruscorpora.ru/search.xml?env=alpha&mydocsize=&dpp=&spp=&spd=&text=lexform&sort=gr_tagging&lang=ru&nodia=1&req=%E2%E5%E4%FC%EC%E0&mode=spoken&p=0&docid=391&sid=918)

[8]Максим Максимов. (2017) Запись в ВКонтакте: 22.10.2017 в 6:26 (https://vk.com/feed?c%5Bq%5D=%E2%E5%E4%FC%EC%E0&c%5Btype%5D=1&section=search&w=wall-36265287_196619_r196669)

[9]Александр Лазарев. (2017) Запись в ВКонтакте: 22.10.2017 в 9:27 (https://vk.com/feed?c%5Bq%5D=%E2%E5%E4%FC%EC%E0%20%F7%F3%F0&c%5Btype%5D=1&section=search&w=wall-35027856_1395328_r1395335)