ДИСКУРС НЕРАВЕНСТВА: ИСТОКИ ОСКОРБЛЕНИЙ

Сборник материалов конференции «Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия», 2018

Бушев Александр Борисович,
Тверской государственный университет, профессор кафедры журналистки, рекламы и связей с общественностью

 

ДИСКУРС  НЕРАВЕНСТВА: ИСТОКИ ОСКОРБЛЕНИЙ

 

Резюме. В современном социальном дискурсе отмечены традиционные «белая привилегия», «мужская привилегия», «гетеросексуальная привилегия», «христианская привилегия», «классовая привилегии», «возрастная привилегия». Все социальные феномены неравенства находят отражение в дискурсе: камуфлируются или служат источником вражды.  Язык вражды подразделяется на жесткий, средний и мягкий.

Ключевые слова: неравенство, недопривилегированность, язык, коммуникация, дискурс

Abstract. In modern social discourse we single out white, male, heterosexual, Christian, class and age privilege.  All social prejudices are reflected in the discourse either being camouflaged or being the source of hate language. The hate language can be mild and fierce.

Key words: inequality, underprivileged, language, communication, discourse

 

1. Введение. Проблема, материал и метод

В современном социальном дискурсе отмечены традиционные «белая привилегия», «мужская привилегия», «гетеросексуальная привилегия», «христианская привилегия», «классовая привилегия», «возрастная привилегия». Представления о привилегиях относятся еще к творчеству Руссо, которому принадлежит книга с выразительным названием «Дискурс неравенства». Свои ответы на этот вопрос давали французские революционеры, просветители Нового времени. Руссо говорил о моральном неравенстве, а в двадцатом веке Тойн А. Ван Дейк говорит о «предвзятом отношении». Привилегированная группа рассматривает свой социальный, культурный и экономический опыт как норму, а не как особое положение, которого добивается за счет других. Этим привилегия отличается от открытого предвзятого отношения. Непривилегированные при этом «не сумели достичь нормы»: disadvantaged groups are viewed as having failed to achieve the norm. Разница между привилегированными и маргинализированными вызывает обратную дискриминацию (reverse discrimination = affirmative action).

В центре настоящей работы – языковые и риторические особенности дискурса неравенства. Проанализированы исторические представления дискурса неравенства, роль коммуникации в создании феноменов расизма, классовых представлений и социальной стратификации, гендерного неравенства и феминизма, физического неравенства и других видов неравенства. Описана риторическая характеристика «обратной дискриминации» в отношении политики, принимающей во внимание расу, цвет, религию, пол, сексуальную ориентацию, национальную принадлежность с целью содействия «недопредставленным группам» в занятости, образовании, бизнесе. Обратная дискриминация при этом обычно объясняется как противодействие эффектам исторической дискриминации. Показательны современные социокоммуникативные феномены «политической корректности» и «дискурс равных возможностей». При этом обсуждаются как социальные (квотирование), так и коммуникативные практики. Обсуждается феномен «наделения голосом» (empowerment) инвалидов, женщин, мигрантов, меньшинств. Работа такого рода неизбежно анализирует социоконструктивизм социальных представлений и риторических стандартов.

Материалом данной статьи выступили масс-медийные тексты глобального медиадискурса (преимущественно Би-Би-Си, Франс-24, ряда крупных англо- и франкоязычных газет). Применяется метод дискурсивного анализа материала (подробнее о методе см.: [1], [9], [11], [12]). Понятно, что исследование сетевого дискурса не должно ограничиваться анализом дискурса, а должно исследовать аудиторию. Какими же методами исследовать и интерпретировать политические тексты? А. М. Кучинов дает обзор современных методов исследования текстов и дискурса [7]. Рассматриваются теории, методы и методики, позволяющие работать с текстами и дискурсами как эмпирическим материалом из разных научных дисциплин. Рассмотрены традиционные методы, контент-анализ, обоснованная теория, этнографические методы, дискурс-анализ, символическая политика, методы социолингвистики, теории коммуникации, функциональная прагматика и теория различий, методы, основанные на политической психологии, этнометодологии, феноменологии, семиотике, лингвистике текста, теории речевых актов и когнитивной лингвистики, возможности герменевтики, объективная герменевтика, методы психолингвистики, психосемантики, суггестивной лингвистики и фоносемантики. В его статье обозначены многие виды контент-анализа, в том числе протоколы политической психологии для исследования лидерства. Автор приходит к заключению, что ввиду того, что предметы исследования разных дисциплин лингвистики и смежных наук, как и разные методы, нередко пересекаются, приводимая классификация может быть лишь одной из множества. По мнению автора, каждый метод подходит для исследования определенной проблемы. Так, исследователь подбирает себе методику в зависимости от того, какие исследования проводит, какие проблемы изучает.  В итоге своего исследования автор приходит к выводу, что в России рассматриваемые методы применяются недостаточно там, где это возможно и даже необходимо, поэтому предстоит их дальнейшее освоение исследователями из разных субдисциплин политической науки. Пока эти методы чаще используются за пределами собственно политической науки.

2. Дискурс феминизма

С целью понимания природы гендерного неравенства используются антропология, социология, коммуникативные науки, психоанализ, экономическая теория, литературоведение, педагогика, психология. Обсуждаются социальные и риторические практики неравенства на примере неравенства мужчин и женщин в современных обществах разного типа. Все современные феминистские теории строятся на утверждении того, что женский опыт недооценен (women experience subordination). Известен дискурс феминизма и его перевыражение в гуманитарных исследованиях («феминистская критическая теория»). Феминистская теория находит свои проекции в филологический дискурс (гендерная лингвистика, феминистское литературоведение). Ставится и практическая задача промотирования прав угнетаемых женщин, их интересов и вопросов. Третье поколение феминизма (Кристева, де Бовуар) – это уже не суфражистки, т.е. не борьба за предоставление права голоса на выборах женщинам. Это ангажированные исследования. Они рассматривают женщин как объект дискриминации, сексуальной эксплуатации, подавления, стереотипов, патриархата. Феминистский дискурс в который раз акцентирует «женское рабство». Дискурс широко представлен в Сети, в академической среде, в социальных сетях (феномен #Mе Too), в современной социальный практике (например, церемонии вручения премий Голливуде).

Социологам известны «стеклянный потолок» и разница в зарплатах между мужчинами и женщинами.  В дискурсе к такому диспаритету в отношении к   экономически находящейся в непривилегированном отношении группе добавляется информация о сексуальной эксплуатации, насилии, связанном с приданным или женским обрезанием в азиатских странах, харассменте в западном мире. Показательна семантика неравенства: a manifest imbalance, disparity, unearned advantages, social inequality.

Обычным сателлитом феминистского дискурса является дискурс за права LGBT. LGBT –группы подвергаются дискриминация в отношении брака, приема на работу, налогов, развода, способности выполнять обязанности родителя (single parenting). И весь дискурс искусственного оплодотворения, суррогатного материнства, усыновления обычно сопутствует этому дискурсу.

Посмотрим на статью, объявляющую феминизм словом 2017 года:

Feminism’ is Merriam-Webster dictionary’s word of the year

The Women’s March on Washington in January spiked renewed interest in feminism

A leading US dictionary has named «feminism» as its word of 2017 following a surge in online searches.

Merriam-Webster said interest in the term was driven by women’s marches, new TV shows and films on women’s issues and the string of news stories on sexual assault and harassment claims.

The number of people searching for the word was up 70% on 2016, it said.

The dictionary defines feminism as «the theory of the political, economic and social equality of the sexes».

It adds that it is also «organized activity on behalf of women’s rights and interests».

In January the first spike in interest occurred after the Women’s March on Washington and similar marches in cities across the world. Many wore pink knitted «pussyhats» in reference to controversial remarks Donald Trump was recorded making in 2005.

March organizers claimed that women’s rights were under threat following the election of Mr. Trump to the White House.

В дискурсе наряду с рассказом о том, что есть феминизм, приведением статистики, причин интересе к этому явлению, рассказано об угрозах феминизму со стороны политиков-республиканцев.

В статье в интерактивной форме задаются вопросы читателям:

• Would you call yourself a feminist?
• Can you be pro-life and feminist?

Показателен скандал с голливудским продюсером Вайнштейном, вызвавший целую серию акций (в том числе коммуникативных, перфомансных).

Oscar-winning movie producer Harvey Weinstein is at the center of a sexual harassment scandal, which has led to him being sacked by his own company.

Actress Meryl Streep — who once called him «God» in an awards speech — has spoken out against him, saying the claims left her «appalled».

When the claims were first reported in the New York Times, Weinstein apologized for causing «a lot of pain«. He later disputed the article, however, claiming the report was «saturated with false and defamatory statements».

An article in The New Yorker later said that Weinstein had raped three women, which he denies.

Others including Angelina Jolie and Gwyneth Paltrow have now also spoken out, with Jolie saying she had a «bad experience» with Weinstein as a young actress, and Paltrow saying he had placed his hands on her and suggested massages in his bedroom.

It’s a dramatic fall from grace for one of the movie industry’s highest-profile producers, which could have wider implications for Hollywood itself.

Обратим внимание на «селебрити-одобрение» разоблачений Вайнштейна и эвфемизацию ситуации в речах персонажей при отсутствии таковой в материале статьи.

Мощный феминистский мессидж содержится в истории с пакистанской девочкой, пострадавшей от Талибана из-за своего желания учиться, Малалой Юсифрай. Отметим, что Нобелевская премия мира в 2018 году также присуждается активистам, выступающим против насилия над женщинами как средства войны.

Who is Nadia Murad?

Ms. Murad did not just lose her mother in the genocide. She endured three months as a sex slave at the hands of IS militants. She was bought and sold several times and subjected to sexual and physical abuse during her captivity.

After escaping, she became an activist for the Yazidi people, campaigning to help put an end to human trafficking and calling on the world to take a tougher line on rape as a weapon of war.

Показателен разгоревшийся скандал с номинантом на пост судьи Верховного суда США осенью 2018 года. При этом обвинения со стороны уважаемого профессора права , обвинившего судью в попытке изнасилования в школьные годы,  были признаны недоказанными, и президент США извинился перед номинантом. Страна же прильнула к экранам и обсуждала увиденное в интернете:

In September and October 2018, during the sexual assault allegations raised during Brett Kavanaugh’s nomination to the U.S. Supreme Court, #HimToo became used by supporters of Kavanaugh and to highlight male victims of false accusations

Такие скандалы влекут за собой подобные и в других странах:

India’s junior foreign minister MJ Akbar has resigned after numerous women accused him of sexual harassment and assault, officials have confirmed.

The former prominent newspaper editor is the most high profile figure to be named in what is being called India’s #MeToo movement.

The charges range from «predatory behaviour» to sexual assault.

Mr. Akbar had earlier filed a criminal defamation case against the female journalist who first named him.

He said in a statement that since he had decided to challenge the «false accusations» against him in his «personal capacity«, he felt it was appropriate to step down from office.

В коммуникации, направленной против дискурса неравенства, важно признание различных голосов женщин несмотря на разницу рас, класса, возраста, культуры, сексуальной ориентации, богатства.

 

3. Возраст и физический облик как отсутствие привилегии

Современный дискурс глобальных СМИ о молодежи рассматривается как вариант дискурса недопривилегированных. Социологическую основу подхода представляет теория бесконфликтной ротации поколений [3]. Независимо от природных способностей, молодежь распределяется в тех ячейках социальной структуры, которая сформирована объективно существующим уровнем общественного разделения труда. Когда новое поколение не удовлетворено принципами распределительных отношений, считая их социально несправедливыми, оно признает непривлекательной социальную структуру старшего поколения и не стремится ее воспроизвести. Более того, для молодежи теряется референтность групп и норм, происходит смена идеологических парадигм и приоритетов социального поведения. Неслучайно все социальные революции возглавлялись молодыми.

Процесс подготовки молодежи к ролевой функции в общественном разделении труда называется социализация, а стадия самоутверждения в том или ином ролевом статусе – самореализация. Показателен механизм включения молодежи в общественные отношения, формирование ее мировоззрения, ценностных ориентаций, гражданской позиции, профессионального и социального статуса. Это интеграция путем принятия (экстериоризации) господствующих социальных норм в процессе обучения и воспитания и дифференциация по ячейкам социально-профессиональной структуры общества путем образовательной и экономической селекции (профессиональная подготовка и профессиональная ориентация). В результате социализации молодежь либо идентифицирует себя с господствующими социально-экономическими отношениями и нормами – и тогда осуществляется бесконфликтное воспроизводство поколения. Либо по тем или иным причинам не идентифицирует себя с нормами (идеологическими, правовыми, распределительными) и отчуждается. По сути воспроизводство общества – это воспроизводство его профессиональной, а затем и социальной(социально-классовой), а в итоге – политико-иделогической структуры. При конфликтной – в силу описанных причин – ротации поколений для дискурса молодежи характерен протест. Основной теорией политического протеста является теория депривации.

Выступления протеста в современном ЕС нередко называют бунт блогеров. В экономическом плане молодежь ЕС – заложница снижения международной конкурентоспособности ЕС. Молодежь является и главным объектом политики принудительного потребления: многие маркетинговые стратегии рассчитаны на лиц до 25 лет. Переход к самостоятельной жизни в таких условиях рассматривается как «Изгнание из рая». Надо отметить, что ожидания современной молодежи формировались в тучные годы, а начало жизни пришлось на трудные. В ЕС повсеместно произошла деиндустриализация, рабочий класс перестал быть развивающимся классом и источником экономического роста. Массовая занятость перекочевала в сферу обслуживания. Изменились идеалы и экономическая модель жизни. Накладывают отпечаток европеизация (евроскептицизм) и массовая иммиграция. Это поколения молодежи называется «стиснутое поколение». Требуются молодые и эффективные. Бедным вход воспрещен.  При исследовании медиарепрезентаций дискурса о молодежи обращает на себя внимание проект Би-Би-Си «Young and Jobless».

Показательно наличие социальной группы «бесконтрактники», зарабатывающие примерно 1000 евро из которых половина уходит на жилье и коммунальные услуги. По статистике, у них позже появляются дети. Показательно недовольство молодежи, выплескивающееся прежде всего в социальные сети, а затем и реальные протесты.

Протест сначала проявляется в клубах и на вечеринках, а позже «лишние люди» представляют собой социальную базу волнений во Франции, в Великобритании. С коммуникативной точки зрения показательны автономизация молодого поколения, «молчание» бунтовщиков, отсутствие программных требований, негативизм по отношения к социальным связям, криминальность, пессимизм, под вопросом мотивация. Акселерация и сетевая культура приносят новый имидж «инфантильного геймера».  Интернет становится специфической средой проявления общественных отношений, для которой характерны анонимность, солипсизм, суррогатность, виртуальная политика («диванная партия»), эклектика идеологии, отсутствие интереса к политике.

Обратной стороной медали является недопривилегированность пожилых (ageism). Известны негативные стереотипы, дискриминирующие пожилых людей, базирующихся на особо понимаемом статусе социальной группы «пожилые», «люди третьего возраста», «senior citizens».

Отметим, что поводом для дискриминации может быть не только возраст: обычные практики дискриминации, связанные с физическим статусом, кроме инвалидности, включают adultism, jeunism, classism, colorism, genism, heightism, linguicism, lookism, mentalism, racism, rankism, religionism, sexism, sexualism, sizeism, specicism, weigthtism, AIDS stigma и т.д.

 

4. Этно-религиозный фактор недопривилегированности

Недопривилегированными в языке и социальной практике могут выступать мигранты. Показательна из национальная и религиозная стигматизация.

The US currently has 11.3 million illegal immigrants. Migrants often become a target of anger, says Roberto Suro, an immigration expert at the University of Southern California. «There is a displacement of anxiety and they become the face of larger sources of tensions, such as terrorism, jobs and dissatisfaction. We saw that very clearly when Donald Trump switched from [complaining about] Mexicans to Muslims without skipping a beat after San Bernardino,» he says, referring to the shooting in California in December that left 14 people dead.

Одним из факторов недопривилегированности может выступать религия, она же может камуфлировать социальные проблемы. Рассмотрим дискурс, подчеркивающий культурную и религиозную идентичность молодых мигрантов. Дискурс о молодежи и дискурс о миграции напрямую связан с медиадискурсом религиозной идентичности, помогающим понять феномен терроризма.

Посмотрим на материалы сайта Би-би-си, повествующие о негативном отношении к религии в блогосфере после событий в Париже в начале 2015 года. Оценим выделенную клишированную лексику и повторы:

That Twitter account has been taken down. But there are concerns that some Islamophobic content remains online.

Campaigners from the organisation Tell Mama, which monitors hate against Muslims online, sent Asian Network some examples.

«When events like Paris happen, what seems to happen is that people on social media sites have bigger discussions,”says Bharath Ganesh.

«The language we’ve seen is extremely derogatory towards Muslims.

«Hashtags like #killallmuslims appear. Some Muslims used that hashtag to highlight anti-Islamic sentiments online.»

В рассматриваемом дискурсе представлены могут быть представлены сакральные ценности религий. Неслучайно, что по меньшей мере двукратно профанирующие карикатуры являлись спусковым крючком трагедий. В исламе отсутствует иконография, а у суннитов отсутствует и культ святых. Изображать пророка Мухаммеда запрещено: вот почему карикатуры журнала «Шарли» вызвали такой резонанс в мусульманском мире, некоторые французские мусульмане отказались участвовать в минуте молчания и оправдали действия нападавших. Это представляет серьезную проблему для Пятой республики во Франции.

Политический протест – это проявление негативного отношения к политической системе в целом, к отдельным ее элементам, нормам, ценностям. При описании политического протеста явственны эвфемизации и стереотипы [8]. Показательна сама номинация события: протесты или беспорядки, вооруженные столкновения. Характерна стигматизация участников беспорядков: банды, мародеры или повстанцы, недовольные, демонстранты, отбросы общества или недопривилегированные слои, отвергнутые, униженные и оскорбленные, бездельники, подстрекатели.

Показательны сами названия движений разными сторонами: radical political movement, justice movement, mass protests, civil unrest, riots, occupy the Wall Street, Occupy the Parliament.

При анализе материалов наше внимание привлекают стереотипы, оценочность, политическая (не)корректность в дискурсе политического протеста, эвфемизация, перефразирование, ограничение концептуального репертуара глобального медийного политического дискурса.

Так, дискурсивное портретирование мигрантов и обсуждение их стигматизации, рассмотрение необъективности освещения этой проблематики в зависимости от политической конъюнктуры отмечается еще в работах Т. Ван Дейка конца девяностых годов, но лишь сегодня медиадискурс европейского миграционного кризиса – приобрел новое звучание. В связи с миграционным кризисом в Европе этот дискурс стал особенно актуальным в наши дни.

«Мигрант» в масс-медиа – это термин, применяемый и к беженцам от войны, и к экономическим мигрантам.

В статье «Migrant crisis: Germany to release funds to help regions cope», размещенной на сайте Би-би-си, выделим оценочную лексику – «поток», «опасный прецедент», «рекордное количество мигрантов», «шаг в строну нормализации», «ослабить правила предоставления убежища» :

Germany’s coalition government has agreed to spend 6bn euros (£4.4m) to support record numbers of migrants and other measures to deal with the influx.

Critics at home have accused Chancellor Angela Merkel of creating a dangerous precedent by opening Germany’s borders.

About 18,000 migrants arrived over the weekend after an agreement with Austria and Hungary to relax asylum rules.

But Austria’s Chancellor Werner Faymann has said the emergency measures must come to an end.

He said they would move step by step «towards normality«, after speaking to Chancellor Merkel and the Hungarian Prime Minister Viktor Orban on Sunday.

Текст статьи не только содержит констатации мер, принимаемых правительствами европейских стран по отношению к мигрантам, но и мер их всесторонней поддержки в дальнейшем. Обратим внимание на частые закавыченные слова в текстах: «безопасное» Косово, «справедливое распределение» мигрантов между европейскими государствами.

Необходимо отметить, что дискурс о мигрантах сливается с дискурсом о недопривилегированной молодежи, ведь большинство мигрантов- молоды.

Показательна позиция правых политиков в Европе по вопросу иммиграции, обсуждение этой проблемы американскими политиками в ходе предвыборной кампании 2016 года (прежде всего Д. Трампом).

Обсуждению этой проблемы задает тон печать, представляющая мигрантов как источник криминала и терроризма.

Brussels raid over Paris attacks: Dead gunman was Algerian national

A terrorism suspect shot dead in a raid in a Brussels suburb on Tuesday has been identified as Algerian national Mohamed Belkaid, officials say. He was killed by snipers while trying to fire at police from an apartment window in the suburb of Forest.Four officers were wounded in the raid. Police are still hunting two suspects who were in the apartment.

The raid was linked to an investigation into the jihadist attacks in Paris that killed 130 people last November.The so-called Islamic State (IS) militant group said it carried out the attacks.

Материал дискурса о миграции – прекрасное средство изучения дискурсивных эмоциональных оценок. Имеет смысл исследовать портретирование мигрантов в других стилях и жанрах, в частности неинституционализированного, неформального дискурса. Релевантен дидактический потенциал таких исследований – особенно в речевой практике журналиста, политика, социолога.

 I sold all I had to go to Europe — now I’m home, and broke

More than 3,000 Nigerian migrants who failed to reach Europe, have been flown home by the International Organization for Migration. Many sold everything to make the trip and aren’t sure how to face their families, writes Colin Freeman.

Evans William tells me he sold everything but the kitchen sink to fund his dream of getting to Europe. And I mean everything — his bed, his fridge, his TV, his spare clothes and his mobile phone. After borrowing yet more cash, he finally had enough to pay a smuggling gang to take him from Nigeria across the Sahara to Libya.

In all, it cost him £750 ($1,000), but he wasn’t worried. Once in Europe, he figured, he could quickly earn enough to pay off his creditors, and eventually return home to start a business of his own.

It didn’t quite work out like that. After six miserable months in Libya, where the gang forced him to work for nothing, he finally boarded a rickety boat to cross the Mediterranean. It got stopped by the Libyan coastguard, who threw him and 140 other passengers into a detention centre.

Многочисленные рассказы такого рода – постоянная разменная монета дискурса о миграции.

Миграционный дискурс о кризисе в Европе связан сегодня с дискурсом евроскептиков и евроцентристов. В таком дискурсе сегодня проявляется евроскептицизм и поправение Европы.

The migration issue has shaped political discourse in Europe, and is likely to continue to shape it. On one side are liberal internationalists attached to fundamental asylum principles or to the dream of a borderless world; on the other are xenophobic fence-builders who see migration as a modern version of barbaric invasions threatening culture and civilisation. The latter, alas, tend to hold sway.

One of the collateral damages of post-truth politics is that not only the present gets distorted – the past gets rewritten as well. Racist videos online depict fantasies of Europe “before” and “after” migration. “Before” is depicted with orderly scenes of 1950s streets, shops and parks where an all-white population strolls or plays happily. “After” is groups of dark-faced men attacking women, rioting against the police, shouting “Allahu Akbar”.The essential narrative of bigots is that our European world is collapsing under the onslaught of mass arrivals from cultures that we cannot possibly mingle with. In France, a theory called the “great replacement” has spread to large parts of the right and certainly the far-right. It states that, as a result of immigration, the nation’s core population is set to be replaced by non-European outsiders who will wreck the country’s identity. There are also echoes of this in Germany’s Pegida movement, whose full name is “Patriotic Europeans against the Islamisation of the west”.

Hardened Eurosceptics might love to think the EU’s in trouble, but as leaders gather in Brussels for their summer summit on Thursday, dedicated Europhiles are also sounding the alarm.

«The fragility of the EU is increasing,» warns EU Commission chief Jean-Claude Juncker. «The cracks are growing in size.»

It’s been easy to get distracted this last couple of weeks by the new Italian government and its headline-grabbing rejection of NGO migrant rescue boats.

But Mr. Juncker is right: EU fissures go deeper and are more widespread.

Migration pits southern Europe against the north.

Показателен и дискурс этно-религиозного неравенства в конфликте (Центрально-Африканская республика, Судан, Мьянма, Руанда, Индия и т.д.)

Pope Francis uses term Rohingya in Bangladesh meeting

Pope Francis has met a group of Muslim Rohingya refugees in Bangladesh and referred to them by name for the first time on his Asian visit.

The Pope told a group of 16 refugees at an interfaith meeting in the capital Dhaka: «The presence of God today is also called Rohingya.»

He refrained from using the term on his earlier visit to Myanmar, which does not regard Rohingya as an ethnic group.

Some 620,000 Rohingya refugees have fled Myanmar since August.

The Pope had been criticised by rights groups for not using the term in Myanmar, whose military has been accused of ethnic cleansing by the United Nations. He had used the term before his visit.

Myanmar’s government rejects the term Rohingya, labelling the community «Bengalis». It says they migrated illegally from Bangladesh so should not be listed as one of the country’s ethnic groups.

Классовые привилегии и социальная стратификация также могут выступать основой дискурса неравенства. Социальная стратификация есть концепция, классификация людей по группам на основе известных экономических, социальных, политических и идеологических параметров. (Вебер, Т. Парсонс, Сорокин, Дарендорф). Это черта общества, идущая от поколения к поколению, универсальная, но вариативная, включающая в себя не только неравенства, но и верования.

 

5. Расистский дискурс

Расовые предрассудки исследуются и афроцентризмом, и whiteness studies. Известная группа WASP рассматривают свой социальный, культурный и экономический опыт как норму. Исходя из этих представлений, цветным не удалось достичь пока «нормальных стандартов». Критическая расовая теория пишет о чувстве стыда, испытываемом при непрямом и непреднамеренном акцентировании «белой привилегии».

При описании расовой дискриминации особое внимание привлекает политика апартеида и ее последствия.

Есть и более современные примеры. Так, например, альтернативные правые – политическое движение, ставшее популярным на волне президентской кампании 2016 года в США. Их идеологией является белый национализм и отрицание толерантности и политкорректности. Это «культурный марксизм» наоборот – с приоритетом прав белого населения, становящегося в сегодняшней Америке меньшинством [4].

В немногочисленных попытках политологической рефлексии победа Трампа увязывается с поддержкой этой страты. Это своеобразное affirmative action белых, долгое время не поддерживаемых даже консервативными кругами. Риторика презрения к оппонентам, ксенофобия, расизм, ненависть к правам человека и феминизму, возвращение культуры белой консервативной Америки первой половины двадцатого века, борьба с леваками-шестидесятниками, изоляционизм, социальный консерватизм, положительная оценка роли христианства, критика истеблишмента, критика глобализма, либерализма, марксизма, феминизма – показательные черты этой идеологии. У альтернативных правых нет единой официальной идеологии, однако некоторые источники утверждают, что объединяющей идеей движения является белый национализм. Помимо этого, альтернативным правым часто приписываются исламофобия, антифеминизм, гомофобия, антисемитизм, этнический национализм, правый популизм, нативизм, традиционализм и неореакционные идеи.

Показателен сетевой дискурс аль-райтистов. Общепризнанно, что это мир сетевых троллей, которые сочиняют безумные теории заговора, продвигают агрессивный культ обиженных белых мужчин, ненависть к женщинам, евреям, цветным людям, трансгендерам.

Ставший широко популярным портал альт-райта Breibart News [14] ежемесячно посещают 85 миллионов человек. Он абсолютно неполиткорректен. Можно утверждать, что движение белых разгневанных мужчин вышло в мейнстрим. Альт-райт в современном виде не мог возникнуть без повышенного внимания в современном западном обществе к вопросам расы, этнической и религиозной идентичности, без проблемы мультикультурализма и идеологии политкорректности, и без широкого обсуждения такой темы как white privilege.

Типичные заявления альт-райта не могут не восприниматься как экстремистские, сеющие ненависть: The goal is to ethnically cleanse White nations of non-Whites and establish an authoritarian government. Many people also believe that the Jews should be exterminated.

Известно, что в августе 2017 года альт-райт перешел к насилию во время правых беспорядков на юге США (Шарлоттсвиль, Вирджиния) при сносе памятника генералу-конфердерату Ли. Все мировые СМИ обошло фото жертв беспорядков.

Отметим роль, которая придается социальным сетям в коммуникации политика, особенно с неортодоксальными , далекими от мейнстрима взглядами. Право на пропаганду своих взглядов приходит в столкновение с правом на  свободу слова.

Представители обратной дискриминации утверждают, что кроме психологических дивидендов белых, у них, даже у бедных, лучшие школы, их охотнее берут в полицию и т.д. Ими выдвигается «концепция равных возможностей» – merit based, race free worldview. Речь идет и о жилищах, о зарплатах, доступе к образованию, работе, ожидаемой продолжительности жизни. Такой дискурс интересен в постколониальных странах (black economic empowerment). Показательно, что обсуждается занятость в условиях апартеида, в период после апартеида. Дискурс расизма и обратной дискриминации связан и с классовыми привилегиями и социальной стратификацией.

Top Australian police officer quits over ‘racist’ comments

One of Australia’s most senior police officers has resigned after being linked to «shocking» online posts made under a fake name.

Victoria state’s Assistant Commissioner Brett Guerin, who was also head of professional standards, quit on Monday.

He made racist comments on YouTube under the name «Vernon Demerest», The Age newspaper reported.

«It is behaviour that is completely and utterly unacceptable,» Chief Commissioner Graham Ashton said.

«There are a lot of shocked people. It’s completely out of character with what we know the assistant commissioner has been doing,» he added.

Mr. Guerin reportedly made racist and sexist remarks about rugby league, cricket, and his former colleagues.

In one post he said women should not be allowed to sing the national anthem, The Age reported.

«The National Anthem must never be improvised. It must always be sung by a male. A baritone. And accompanied by a band. No argument. No opinion. Just fact,» he wrote.

He also made derogatory remarks about Somalia, Argentina and referred to «third world dullards», according to the newspaper.

«The language I used was completely inappropriate, embarrassing and I can understand people saying ‘what the hell is this bloke doing?’,» he told Melbourne’s 3AW station.

«We will be talking to the emerging community, multicultural communities that we have been working with for a long time and making sure that they know it is not representative of the views of Victoria Police.»

Ответом на камуфлированный расизм и дискриминацию является прежде всего честный и мультикультурный общественный диалог, а также дискурс инклюзивности.

Посмотрим на статью ‘Pockets of promise’ на сайте Би-Би-Си как вариант дискурса инклюзивности:

This latest study found only two directors out of the 109 were black women, namely Ava DuVernay, who made Selma, and Amma Asante, who made Belle.

The study also included for the first time an «inclusivity index»‘ of 10 major media companies which rated their percentage of female, minority and LGBT characters and of female writers and directors.

None of the six major studios scored better than 20% overall but there were better ratings with companies that included TV and digital offerings, some of those such as Disney and Hulu reached 65% and above.

«When we turn to see where the problem is better or worse, the apex to this whole endeavour is: Everyone in film is failing, all of the companies investigated,» said Smith.

«They’re impervious to change. But there are pockets of promise in television. There is a focus that change is possible. The very companies that are inclusive — Disney, CW, Hulu, Amazon to some degree — those companies, if they’re producing and distributing motion pictures, can do this.

«We now have evidence that they can, and they can thrive.

Показательна роль не только социальных практик, но и коммуникации. Достаточно посмотреть на названия работ: Discourse and the Denial of Racism, Communicating Racism, Mapping the Language of racism, Discourse and Legitimation of Exploitation, Social Inequality and Social Expulsion.

 

6. Исследование языка вражды

Меньшинства, приобретают собственный голос, собственный дискурс, наделяются голосом (empowerment). Так, в США в 1961 году при Кеннеди был принят закон о приеме на работу без учета фактора национальности, а в 1968 году добавлены раса, религия и гендер. Работодатель, предоставляющий равные возможности, поощряется даже на уровне номинации: equal opportunities employer.

Равенство возможностей при приеме на работу вызывает к жизни квоты для женщин, инвалидов, аборигенов и явных меньшинств – в Канаде.  Но в Швеции квоты признаны незаконными. В США не существует квот. В Бразилии предпочтения при приеме в университет оказывается черным и аборигенам, бедным и людям с ограниченными возможностями, существует 20% квота для инвалидов на госслужбе. Известны касты и резервации в Индии. На Шри-Ланке не изжит фаворитизм по отношению к христианам, а тамилы являют собой недопривилегированное меньшинство. Показательно положение гастрабайтеров в Германии. Во Франции действует обратная дискриминация: приоритет школам, повышение в звании и права солдатам с африканскими корнями. Большинство американцев поддерживают позитивную дискриминацию для женщин, в отношении меньшинств- тут общественное мнение разделено.

Все социальные феномены неравенства находят отражение в дискурсе. Н. И Миронова. в своей статье «Речевая агрессия и «язык вражды» как разделы современного курса «Русский язык и культура речи» в вузе» [10] обсуждает разнообразие языка вражды и учет этого явления при преподавании основ коммуникации в курсе русского языка. Автор констатирует расширение коммуникативного пространства и перемещение основных потоков коммуникации в Интернет требуют модификации традиционной программы курса «Русский язык и культура речи» и включения в нее новых разделов, таких как сетевой этикет, агрессивные стратегии и тактики виртуальной коммуникации, речевая агрессия, «язык вражды», опасности его использования и манипулятивный характер. В первую очередь, по мнению автора, при обучении необходимо дать представление об особенностях сетевой коммуникации. Это виртуальность общения и его анонимность, возможность множественной и динамичной самопрезентации. Коммуниканты могут представляться в Сети вымышленными именами и даже использовать одновременно несколько «никнеймов». Это также статусное равноправие пользователей, являющееся следствием дистантности общения и его опосредованного характера. Как следствие, общение в Сети приобретает более свободный характер и определенные языковые особенности: высокую эмоциональную насыщенность, сочетание вербальной и невербальной информации, особое использование языковых средств. Стирается граница между устной и письменной речью. В виртуальной коммуникации чрезвычайно широко используются агрессивные коммуникативные стратегии и тактики, а также средства речевой агрессии и «язык вражды».

В связи с этим актуальной для студентов темой становится анализ агрессивных стратегий и тактик сетевой коммуникации, препятствующих ее успешному осуществлению. Это холивар (от англ. Holy war – священная война; спор между людьми, придерживающимися диаметрально противоположных взглядов на проблему, не имеющую решения, например, что вкуснее, персик или нектарин), а также очень популярные сейчас в виртуальной коммуникации троллинг, флуд и флейм. Полезной будет информация и о способах реализации этих агрессивных коммуникативных стратегий. Это может быть сочетание подчеркнутой вежливости с насмешкой; маскировка под новичка или, наоборот, эксперта; преднамеренное неверное написание «никнеймов» и пр.

Автор приводит мнение исследователя речевой агрессии Ю.В. Щербининой, считающей, что «в наиболее общем понимании язык вражды – это слова и выражения, которые подсознательно или явно программируют людей на агрессию, являются ее пусковым механизмом». При этом Ю. В. Щербинина обращает особое внимание на то, что «язык вражды» служит для выражения ненависти «ко всему «иному», непривычному, отличному от сложившихся стереотипов той или иной социальной либо культурной общности людей» [13: 172]

По мнению Н. И. Мироновой, с целью анализа лингвистических средств актуализации «языка вражды» в высказываниях и текстах, в программу курса необходимо включить информацию о средствах речевой агрессии в русском языке, являющихся базой «языка вражды». Речь идет о наборе средств для выражения прямой, или открытой, речевой агрессии, а также имплицитной, скрытой. В первую группу входят лексические средства, выражающие негативную оценку: инвективная и стилистически сниженная лексика, окказиональные слова, агрессивная метафора и пр. Вторая группа представлена дискурсивными средствами, например, тенденциозным использованием негативной информации и речевых импликатур, иронией, переходящей в насмешку, интертекстуальностью и пр.

Необходимо дать студентам представление о разных подходах к классификации как стратегий, так и средств «языка вражды» в самых популярных классификациях: классификации А.М. Верховского, классификации М.В. Кроза и Н.А. Ратиновой и классификации Европейского университета.

А.М. Верховский подразделяет язык вражды на жесткий, средний и мягкий [2]. «Жесткий язык вражды» предполагает прямые и непосредственные призывы к насилию или к дискриминации; призывы к насилию или к дискриминации с использованием общих лозунгов; а также завуалированные призывы к насилию и дискриминации. «Средний язык вражды» представляет собой оправдание исторических случаев дискриминации и насилия; утверждения о криминальности той или иной этнической группы; указание на связь какой-либо социальной группы с российскими и/или иностранными политическими и государственными структурами с целью ее дискредитации; рассуждения о непропорциональном превосходстве какой-либо этнической группы в материальном достатке, представительстве во властных структурах и т. д.; обвинение в негативном влиянии какой-либо социальной группы на общество, государство и др. «Мягкий язык вражды» подразумевает создание негативного образа этнической группы; упоминание названий этнической группы в уничижительном контексте; утверждение о неполноценности этнической группы или о ее моральных недостатках; упоминание социальной группы или её представителей в унизительном или оскорбительном контексте; цитирование ксенофобных высказываний или публикация подобного рода текстов без соответствующего комментария, определяющего размежевание между мнением интервьюируемого и позицией автора текста (журналиста); предоставление места в газете для явной националистической пропаганды без редакционного комментария или иной полемики.

М.В. Кроз и Н.А. Ратинова [6], анализируя стратегии «языка вражды», выделяют «ложную идентификацию» (формирование и подкрепление негативного этнического стереотипа, отрицательного образа нации, расы, религии и т. п.); «ложную атрибуцию» (приписывании враждебных действий и опасных намерений представителям какой-либо нации, расы, религии и т. п.), а также «мнимую оборону» (побуждение к каким-либо действиям против определенной нации, расы, религии и т. п.)

Классификация Европейского университета [5]. делит тексты на2 категории: тексты с относительно мягким «языком вражды», содержащие признаки деления на «МЫ-группу» и «ОНИ-группу», и тексты с относительно жестким «языком вражды», содержащие еще и побудительные конструкции, которые призывают к негативным действиям в отношении «ОНИ-группы»).Важно также проанализировать со студентами примеры разных тактических приемов использования «языка вражды» («наклеивание ярлыков», генерализация, искажение цитат, деление на «своих» и «чужих», непривлекательный ракурс и пр.

Будет полезно дать студентам представление об опасностях, которые несет использование «языка вражды». В первую очередь, это тот факт, что проникший в публичную сферу, он не ищет реального врага – он его активно придумывает, творит из насущного окружения самим наименованием.  Еще одна опасность «языка вражды» связана с тем, что в условиях глобализации современного общества размываются критерии его объективной оценки: «случаи экстремизма или дискриминации нередко оцениваются обыденным сознанием как попытки «отстаивания независимости», «защиты национального достоинства», «укрепления традиций» и т. п.  В этой связи необходимо упомянуть и о манипулятивном характере «языка вражды», с помощью которого очень легко скрыть истинные намерения и выдать одно за другое.

7. Выводы

Неравенство — и дискурсивный, и социальный феномен. Оно демонстрирует проблемы в сфере образования, занятости, социального нетворкинга, жилищная политика, неравенство в сфере образования. Меньшинства представляют собой инвалиды, мигранты, расы, гендеры, этносы. Меньшинства приобретают собственный голос, собственный дискурс., наделяются голосом (empowerment). Представления о социальном неравенстве, меньшинствах связаны с камуфляжными речевыми тактиками политкорректности и языком вражды.

 

ЛИТЕРАТУРА

1. Бушев А. Б. Глобальный медиадискурс и межкультурная коммуникация. Монография. PalmariumAcademicPublishing. 2016 .383 c.
2. Верховский, А.М. Язык мой… Проблема этнической и религиозной нетерпимости в российских СМИ / А.М. Верховский. – М.: РОО «Центр ‘Панорама’», 2002. – 200 с.
3. М. К. Горшков., Ф. Э. Шереги. Молодежь России: социологический портрет. М.: ЦСПиМ, 2010. 592 с.
4. Готфрид П. Палеоконсерваторы: правые изгои Америки// Тетради по консерватизму, 2016 № 1, С. 77-84.
5. Дубровский, Д.В., Карпенко, О.В. Язык вражды в русскоязычном Интернете: материалы исследования по опознаванию текстов ненависти / Д.В. Дубовский, О.В. Карпенко. – СПб: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2003. – 72 с
6. Кроз М.В., Ратинова, Н.А. Экспертная оценка материалов, направленных навозбуждение вражды и ненависти / М.В. Кроз, Н.А. Ратинова // Цена ненависти. Национализм в России: сб. ст.; сост. А. Верховский. – М.: Центр «Сова», 2005. –С. 75–92.
7. Кучинов А. М. Подходы и методики для исследования текстов и дискурса в политологии: опыт классификации . – Полис. Политические исследования. 2016. № 5. С. 80-96.
8. Манакина О. Е. Дискурс-анализ протестной политической культуры во Франции. Автореферат дисс…канд. полит.наук. Код cпециальности ВАК:00.02 Специальность: Политические институты, процессы и технологии . М.:  МГИМО. 2011. 30 с.
9. Медиа. Введение. Под редакцией А. Бригза и П. Колби. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005 536 с.
10. Миронова Н. И.Речевая агрессия и «язык вражды»как разделы современного курса «русский язык и культура речи» в вузе Языковая личность и эффективная коммуникация в современном поликультурном мире : сб. ст. по итогам III Междунар. науч.-практ. конф., Минск, 26—27 окт. 2017 г. : в 2 ч. Ч. 1 / редкол. : О. И. Уланович (отв. ред.) [и др.]. — Минск : Изд. центр БГУ, 2018 с.10-16.
11. Современный дискурс-анализ: повестка дня, проблематика, перспективы: коллективная монография / под ред. Е.А. Кожемякина, А.В. Полонского. – Белгород: ИД «Белгород», 2016. – 244 с.
12. СДА 2011 — Современный дискурс-анализ. Элетроннный журнал. Белгородский государственный университет. URL: http://www.discourseanalysis.org (дата обращения 01/03/2016)
13. Щербинина, Ю.В. Речевая агрессия. Территория вражды / Ю.В. Щербинина. – М.: Форум, 2012. – 400 с., с. 172.
14. Breitbart News (http://www.breitbart.com)