ЭВФЕМИЯ КАК ИНСТРУМЕНТ СОЗДАНИЯ ИМПЛИЦИТНОСТИ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОММУНИКАЦИИ (НА ПРИМЕРЕ СИТУАЦИИ В СИРИИ)

Byadmin

ЭВФЕМИЯ КАК ИНСТРУМЕНТ СОЗДАНИЯ ИМПЛИЦИТНОСТИ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОММУНИКАЦИИ (НА ПРИМЕРЕ СИТУАЦИИ В СИРИИ)

Сборник материалов конференции «Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия», 2018

Старук Маргарита Михайловна,
магистрант 2 курса Южного федерального университета (г. Ростов-на-Дону, Россия)

Научный руководитель:
Меликян Вадим Юрьевич,
доктор филологических наук,
профессор Южного федерального университета (г. Ростов-на-Дону, Россия)

ЭВФЕМИЯ КАК ИНСТРУМЕНТ СОЗДАНИЯ ИМПЛИЦИТНОСТИ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОММУНИКАЦИИ  (НА ПРИМЕРЕ СИТУАЦИИ В СИРИИ)

Язык политической коммуникации всегда отличался использованием характерных наборов средств для достижения поставленных коммуникативных задач: убеждения, формирования общественного мнения, передачи информации, поиска поддержки и доверия со стороны граждан. Однако в последнее время среди российских политических деятелей наблюдается тенденция к частому вуалированию коммуникативных интенций, что объясняет возросший интерес к данному речевому феномену со стороны лингвистов, психологов и политологов.

Очевидно, подобное камуфлирование связано, в первую очередь, с острой ситуацией на мировой арене. В условиях так называемой «гонки вооружений», «санкционной войны» между Россией и Западом, конфликтов на пограничных территориях, а также из-за проблем ядерной безопасности современным политикам нужно деликатно доносить сведения гражданам, не вызывая панику и тревогу. Во-вторых, возникающее у слушателей чувство недосказанности связано и с намерением дипломатов смягчить сообщения об изменениях, происходящих внутри страны – это социальные, культурные, экономические сдвиги и кризисы, создающие негативные образы в подсознании реципиентов. В-третьих, сами государственные деятели объясняют двусмысленность и неясность собственных высказываний желанием соблюсти нормы политкорректности, чтобы не дискриминировать или обидеть кого-либо. Как результат, появляется недопонимание со стороны общественности. Рассматривая проблему в лингвистическом аспекте, можно прийти к выводу, что, прежде всего, недопонимание возникает из-за имплицитности, сопровождающей речь адресантов.

Имплицитность стала уже характерной чертой политической коммуникации, которую составляют письменные и устные тексты не только политиков и дипломатов, но также журналистов, дикторов и других лиц, принимающих участие в передаче информации от публичного деятеля к аудитории. В словарях современного русского языка лексема «имплицитность» не зафиксирована, при этом можно найти прилагательное «имплицитный», которое толкуется как: «невыраженный, подразумеваемый; неразвернутый» (Розенталь, 1985). Однако такое понятие об имплицитности не может считаться исчерпывающим, так как в представленной трактовке оно сходно с другими лингвистическими явлениями, например, с подтекстом. Многие языковеды в своих трудах отождествляют понятия имплицитность и подтекст. Вслед за И.В. Арнольд, А.В. Бондарко, мы будем разграничивать данные единицы, считая имплицитность феноменом, характерным для определенного отрезка речи, а подтекст – характерным для целого текста, то есть более широким феноменом.

Также лингвисты подменяют понятие «имплицитность» термином «импликация» (О.С. Ахманова), что представляется несправедливым, так как  импликация — это частное проявление имплицитности и более узкое понятие, выражающееся только в языковых единицах. Имплицитность – понятие более широкое, состоящее из языковых средств, пресуппозиции и определенной коммуникативной интенции автора изречения.

Лишь в нескольких работах отечественных ученых отражены попытки трактовки данного термина. Так, А.Н. Баранов в своем пособии «Лингвистическая экспертиза текста» обозначает имплицитные утверждения как «утверждения, которые выявляются на основе дополнительного анализа значения выражений, входящих в высказывание, и на значении контекста употребления этого высказывания» (Баранов, 2007, 41). Данное определение представляется наиболее оптимальным, его мы и будем придерживаться в настоящей работе.

Имплицитность в тексте бывает как преднамеренной, так и непреднамеренной. Преднамеренная имплицитность служит коммуникативным интенциям адресанта и требует использования определенных языковых средств, например, метафор, неологизмов, акронимов, аллюзии. Одним же из самых эффективных средств создания имплицитности является эвфемизм.

Существует довольно большое количество трактовок термина эвфемизм, но наиболее точно для современного этапа развития языка его определил В.П. Москвин:  эвфемизм – это «использование словесных зашифровок, чтобы смягчить, завуалировать или изящно упаковать предмет сообщения, оставив возможность носителю языка догадаться, о чем идет речь» (Москвин, 2010, 61).

Для того чтобы разграничивать эвфемизм и другие языковые средства, следует принять во внимание наличие четырех признаков, отмеченных первым составителем словаря эвфемизмов, Е.П. Сеничкиной:

1)        обозначение нежелательного денотата;

2)        семантическая неопределенность;

3)        улучшение денотата;

4)        формальный характер улучшения денотата (Сеничкина, 2008, 6).

Невозможно точно обозначить набор функций эвфемистических единиц – их великое множество, и классификации ученых в этом аспекте сильно разнятся. Тем не менее, большинство лингвистов сходится во мнении о следующих функциях эвфемизмов: смягчение негативного денотата (последнее пристанище вместо кладбище), эстетическая функция (облегчить нос вместо высморкаться), этикетная функция (слишком близкий человек вместо любовник), камуфлирование сути высказывания (миротворческая операция вместо военные действия), шифрование сообщения (БОЗ вместо бродяга), повышение престижа явления (менеджер по клинингу вместо уборщица), обозначение табуированных понятий (литавры вместо женская грудь), и главной среди них можно считать прагматическую функцию, определяющую коммуникативную установку говорящего (оптимизация штаба вместо увольнение сотрудников).

Таким образом, эвфемизм обладает всеми необходимыми качествами для создания имплицитности в речи.

Обратимся к примерам, взятым из выступлений российских дипломатов и других политических деятелей о ситуации в Сирии. Конфликт в Сирии представляет собой продолжающуюся военную операцию, и в разрешении этого конфликта принимает участие ряд стран, включая Россию с 2015 года.  Несмотря на объемные финансовые инвестиции, потери среди российских военнослужащих, угрозы в адрес страны со стороны Запада, данное явление воспринимается большинством россиян как положительное и необходимое, как успех отечественных правительственных и военных сил (по данным Левада-центра «поддержка участия России в сирийском конфликте различается среди тех респондентов, кто внимательно следит за событиями в Сирии, и теми, кто следит слабо или не следит вовсе: 59%, 28% и 13% соответственно» от 05.09.2017, www.levada.ru). Интересно заметить, что за последние два года вдвое увеличилось число респондентов, опасающихся начала третьей мировой войны из-за обострения отношений России с Западом по поводу сирийского кризиса: с 22% в 2016 году до 41% в 2018 году (www.levada.ru, от 16.05.2018). Отчасти «благородный» образ военных действий, вызывающий беспрерывную поддержку россиян, несмотря на существующие опасения, был создан при помощи правильно подобранных языковых ресурсов: лексем, оборотов в речи, а также конструкций с имплицитной оценкой.

Для исследования были выбраны российские печатные и электронные издания (Газета.Ru, RT на русском, Интерфакс, Российская Газета, Русская Сила, BBC.Русская служба, Военное обозрение), а также протоколы выступлений политиков, опубликованных на сайте МИД России (www.mid.ru) за 2016-2018 годы. Все примеры можно разделить на пять тематических групп, представляющих наибольший интерес со стороны политиков и журналистов к созданию имплицитности при помощи эвфемизмов.

1. Самой частой темой, при интерпретации которой активно используются разнообразные средства имплицитности, является тема войны. Все реже слово война используется в политической коммуникации, так как лексема ассоциируется исключительно с негативными образами, вызывающими страх и отторжение. Вместо этого употребляются такие единицы как акция, операция, борьба, интервенция, революция, конфликт, кризис, кампания, противостояние, вооруженное столкновение. Рассмотрим несколько примеров с вышеперечисленными словоупотреблениями:

«Встреча является чем-то вроде «круга почета» для российского президента, который начал интервенцию в Сирии в конце 2015 года, предоставив воздушную помощь режиму Асада» (Газета.Ru. Статья «Судьба Сирии решается в Сочи: США поставят перед фактом» от 22.11.2017).

В приведенном примере происходит удачная замена слова вмешательство с легко вычленяемой негативной оценкой эвфемизмом интервенция, который представляет собой заимствование из латинского языка и обозначает «вмешательство государства во внутренние дела другой страны» (Прохоров, 2000). И хотя термин был впервые закреплен в словаре иностранных слов А.Н. Чудинова в далеком 1894 году, людям, не владеющим иностранным языком или политической терминологией, данная лексема будет непонятна. Следовательно, несмотря на явную негативную коннотацию, реципиентам сложно вычленить смысл имплицитного высказывания, созданного при помощи эвфемизма.

«Начало Россией военной кампании в Сирии год назад оказалось неожиданным для международного сообщества» (Из ответов на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В. Лаврова в ходе совместной пресс-конференции по итогам переговоров с Министром иностранных дел Республики Суринам И.Д. Поллак-Бигли, Москва, от 31.10.2017).

В повседневной жизни лексема кампания используется часто и в большинстве случаев обозначает «комплекс мероприятий, проводимых для выполнения какой-либо задачи», как, например, в словосочетании избирательная кампания (Прохоров, 2000). Прилагательное военной помогает понять, что речь идет об определенном этапе войны, однако восприятие словосочетания уже не имеет резко негативный оттенок благодаря нейтральной лексеме, улучшающей денотат. Этот эффект достигается за счёт употребления эвфемизма с абстрактным значением, которое создает имплицитность в речи дипломата.

 «В Восточной Гуте началась операция против террористов при поддержке ВКС РФ» (Интерфакс, от 02.03.2018).

Имплицитность в приведенном высказывании создается при помощи трех элементов: лексемы операция, чье первое и основное значение практически во всех словарях трактуется как «хирургическая лечебная помощь» (Кузнецов, 2000; Ушаков, 2005); предлога против, который «указывает на предмет / лицо для борьбы с которым, предпринимается какое-либо действие» (Кузнецов, 2000); и лексемы террористов, обозначающей «сторонников и участников актов индивидуального террора» (Кузнецов, 2000). Несмотря на то, что второе значение слова операция как «совокупность согласованных и взаимосвязанных боевых действий, проводимых по единому плану» (Современная энциклопедия, 2000) является известным и легко выводимым из контекста, сочетание против террористов создает положительное восприятие боевых действий, так как последние направлены на борьбу с  врагами всего человечества. Таким образом, эвфемистическое словосочетание успешно используется в политическом контексте для создания имплицитности.

«Коалиция поздравляет наших партнёров из Сирийских демократических сил (СДС) с освобождением Ракки от оккупации ИГ» (RT. Статья «Американцы на распутье: чего ждать от коалиции США в Сирии после освобождения Ракки», от 20.10.2017).

В 2016 и 2017 году были произведены комплексные «зачистки» сирийской территории, которые в заголовках новостей назывались освобождением. Российские ВКС помогли правительству Сирии освободить такие города, как Алеппо, Пальмира, Дамаск и Ракка от террористических группировок, ранее захвативших перечисленные зоны. В данном случае имплицитность высказывания создается не только при помощи эвфемизма, ассоциирующегося со свободой, миром и независимостью, но и благодаря аббревиатуре ИГ, которая расшифровывается как Исламское Государство. Данная организация запрещена в России, и в политической коммуникации ее название предпочитают сокращать до акронимов ИГ или ИГИЛ, которые делают семантику явления диффузной и не акцентируют на нем внимание.

2. Вторую группу составляют имплицитные выражения, соотносимые с понятием «военные действия». Это эвфемизмы, шифрующие такие действия как бомбардирование, убийство, внедрение в страну. Среди них часто встречаются лексемы ликвидация, обезвреживание, воздушная помощь, отделение / очистка от террористов, воздушная операция, преодоление кризиса, например:

«Как вы знаете, начиналась работа по урегулированию сирийского кризиса через формирование так называемого женевского процесса» (Из ответов на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В. Лаврова в ходе совместной пресс-конференции по итогам переговоров с Министром иностранных дел Республики Суринам И.Д. Поллак-Бигли, Москва, от 31.10.2017).

В языке дипломатии выражение урегулирование сирийского кризиса уже стало устойчивым оборотом, смысл которого слушателям довольно трудно вычленить в потоке речи политиков. Сочетание включает в себя два эвфемизма — это единицы кризис и урегулирование. Лексема кризис обозначает временный переломный момент и вызывает представление о непродолжительной проблеме, которая вскоре разрешится. Слово урегулирование ассоциируется с установлением порядка в системе, деятельности, а также с развитием чего-либо (Ефремова, 2000). Таким образом, эвфемизмы кризис и урегулирование не только нейтрализуют смысл сказанного, но и создают положительный оттенок описываемого действия, производят впечатление, что все находится под контролем государства.

«Российская воздушная операция в Сирии остается наиболее ярким военно-политическим событием современности» (Русская Сила. Статья «Российская воздушная кампания в Сирии: первые выводы», от 17.02.2016).

В рассматриваемом примере имплицированию подвергается понятие «бомбардирование», чей негативный смысл скрывается при помощи   семантически неопределенного слова операция, сопровождающегося в изречении такими положительно окрашенными единицами как яркий, событие, современность. Понять сущность высказывания помогают прилагательные воздушная (речь идет о военно-воздушных силах России) и военно-политическим (событие связано с военной и политической сферой). Однако количество слов с положительной семантикой преобладает в высказывании, что создает позитивный образ боевых действий.

«Но у них [прим. администрации Обамы] не хватило духу, способностей или возможностей отмежевать «Джабхат ан-Нусру» от тех оппозиционеров, с которыми сотрудничала американская сторона» (Из выступления и ответов на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В. Лаврова в ходе совместной пресс-конференции по итогам переговоров с Министром иностранных дел и по делам эмигрантов Иорданского Хашимитского Королевства А.Сафади, Амман, 11 сентября 2017 года).

Смысл сказанного может быть сразу не понятен слушателю, так как ему необходимо знать о каких оппозиционерах идет речь, что такое Джабхат ан-Нусра и как толкуется слово отмежевать. Весь оборот представляет собой эвфемистическое переименование, которое можно трактовать как «отделить  исламистскую группировку ан-Нусры от других террористических отделений Аль-Каиды». Отмежевание группировки означает ее истребление, что понятно из дальнейшего контекста в речи дипломата С.В. Лаврова: «Сегодня мы говорили о том, что по-прежнему очень двусмысленной остается ситуация с «Джабхат ан-Нусрой», которую почему-то целый ряд участников возглавляемой США коалициии старается беречь и выводить из-под ударов». Как мы видим, тот факт, что американские власти ликвидируют в процессе военной помощи Сирии всех боевиков, кроме составляющих запрещенную в России группировку «Джабхат ан-Нусры», вызывает озабоченность и некую обескураженность у российских политиков. Такая имплицитность сказанного в международном диалоге отвечает, в первую очередь, нормам политкорректности.

3. Третьей по количеству примеров является группа имплицитных реноминаций террористических группировок. Терроризм представляет собой пугающее явление, вызывающее страх, опасения и ассоциации со смертью. Более того, названия многих группировок в переводе на русский звучат возвышенно, соотносятся с такими понятиями как Бог, религия и свобода, что прямо противоположно действительности, например, «Бригада единобожия», «Армия сподвижников Пророка» или «Армия Бога». Нежелание их воспроизведения в СМИ и политической коммуникации вполне обосновано. Среди часто использующихся эвфемизмов встречаются такие единицы, как ИГ, ИГИЛ, ДАИШ, боевики, запрещенная организация, представители оппозиции, радикальные элементы.

Известно, что шесть лет назад на территории Сирии активизировались различные террористические группировки. Более того, в рядах оппозиции государственного правительства произошло дальнейшее деление на большее число радикальных группировок. Реципиенту бывает сложно понять, какая именно группировка ответственна за то или иное преступление, и за что она воюет. Эвфемистические единицы еще больше способствуют имплицитности в таких случаях:

«Анкара была одним из основных покровителей сирийских повстанцев, а Тегеран — основным союзником режима Асада» (BBC. Русская служба. Статья «Пресса Британии: так чего добился Владимир Путин в Сирии?» от 30.11.2017).

Пример представляется весьма интересным, так как вычленить скрытый смысл отрывка достаточно сложно. Лексема покровитель трактуется в словарях как «защитник, заступник, человек, оказывающий покровительство кому-нибудь» (Ушаков, 2005), то есть вызывает позитивные эмоции, ассоциируется с чем-то хорошим. Слово повстанцы определяется как «участники восстания» (там же), однако если обладать знаниями истории и политики, можно догадаться, что речь идет о группе людей, бунтующих против официальной власти, то есть Б. Асада. Определение сирийский также не дает точного описания, к какой из сторон конфликта относятся подразумеваемые лица, а значит, все три элемента выражения удачно употребляются для создания имплицитности.

«Сам процесс, который начался в Астане, включал в себя делегацию Правительства и делегацию вооруженной оппозиции — тех кто, воевал в то время с Правительством «на земле» (Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В. Лаврова в ходе совместной пресс-конференции по итогам переговоров с Министром иностранных дел Республики Суринам И.Д. Поллак-Бигли, Москва, 31.10.2017).

Как и в примере пункта 2 настоящей классификации, в речи снова встречается слово оппозиция, которое не конкретизирует группу участников конфликта, однако прилагательное вооруженной подсказывает, что имеются в виду террористические группировки. Заметим, что в политической коммуникации оборот вооруженная оппозиция применяется также и к Сирийским демократическим силам (СДС), и к курдским повстанцам, поэтому происходит семантическое разногласие и запутывание реципиента. Лексема делегация чаще всего встречается в контексте, где говорится о дипломатии, депутации, следовательно, оно возвышает и камуфлирует истину – террористические отряды.

«Призывали международное сообщество помочь сирийцам положить конец насилию и кровопролитию, не допустить усиления криминальных и террористических элементов» (Из интервью Министра иностранных дел России С.В.Лаврова межарабской газете «Аш-Шарк Аль-Аусат», 04.10.2017).

Лексема элемент обозначает составную часть чего-либо и используется в речи по отношению к предметам или явлениям, как в словосочетании химический элемент. В некоторых произведениях прошлого столетия можно найти примеры, где элементом называли вредного человека, например, «Брешешь, как элемент!» (М.А. Шолохов. Поднятая целина). Такое значение зафиксировано в словарях с пометой просторечие (Ушаков, 2005). Можно сделать вывод, что в приведенном контексте дипломат либо маскирует наименование субъектов конфликта, либо подчеркивает их нечеловечность и злобный характер. Так или иначе, диффузная семантика использованного эвфемизма успешно способствует созданию имплицитности.

«США клятвенно нас заверяли, что их единственная цель — это изгнать из САР террористов, победить так называемую ДАИШ», – отметил глава российского МИДа». (Известия. Статья «Лавров рассказал о нежелании США уходить из Сирии» от 24.04.2018).

Имплицитность в высказывании политика создается при помощи использования нескольких аббревиатур: САР, которая расшифровывается как Сирийская Арабская Республика, и аббревиатуры ДАИШ, которая лишь недавно стала употребляться в устных и письменных текстах. Значение слова ДАИШ тождественно сочетанию «Исламское государство». Расшифровка последней  аббревиатуры возможна только на арабском языке, что представляется для большинства невозможным; и звучит она как «ад-Даулят аль-Исламийя фи-ль-Ирак ва-ш-Шам». Такое наименование помогает не только скрыть сущность обозначаемого феномена, но и также позволяет в международном дискурсе избежать употребления слова «государство», которое придает определенный оттенок легитимности данному квазигосударственному образованию.

4. Четвертой выступает группа эвфемистических переименований, имплицирующих участников конфликта среди других стран. В разрешении войны в Сирии принимают участие такие государства как Россия, Турция, Ирак, США, Ливия, КНДР; и далеко не секрет, что на фоне Сирии развивается опосредованная война между США и Россией, которую часто именуют прокси-войной. В политической коммуникации будет неправильно конкретно называть «страны-союзницы», чьи действия не раз приводили к ухудшению состояния в Сирии; по этой причине в политической коммуникации уместно использовать следующие эвфемизмы: коллеги, партнеры, третьи стороны, участники, внешние игроки, гости. Рассмотрим два интересных примера:

«Россия призывает всех внешних игроков, особенно тех, у кого есть присутствие в Сирии, начать диалог с Дамаском» (РИА Новости от 21.02.2018).

Имплицитность высказывания достигается при помощи метафоризированного эвфемизма внешние игроки. Таким термином российские политики называют другие страны, которые принимают участие в разрешении конфликта. Значение слова игрок не освещается в словарях в политическом контексте и не толкуется как государство. Создается впечатление, что война в Сирии – это игра могущественных стран, а не кровавая битва с большими потерями, и победитель будет считаться «основным игроком в регионе Ближнего Востока» (Военное обозрение. Статья «Сирийская война России и США» от 26.0.2017).

«Вместе с тем, то, что на сирийской земле находятся «незваные гости», в том числе с оружием в руках, является объективным фактом». (Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в ходе совместной пресс-конференции по итогам переговоров с Министром иностранных дел и по делам эмигрантов Иорданского Хашимитского Королевства А.Сафади, Амман, 11.09.2017)

Услышав нейтральную и обобщающую фразу незваные гости, адресат может решить, что речь идет о террористах, однако это не так. Только проанализировав полный текст конференции, можно понять, что в высказывании имеются в виду Соединенные Штаты Америки. Без наличия контекста и его содержательного анализа реципиенту достаточно трудно выявить смысл имплицитного утверждения.

5. Как продолжение четвертой группы, можно выделить совокупность эвфемизмов, маскирующих тему шпионажа стран-участниц конфликта. Шпионаж является характерной чертой опосредованной войны, хотя и противозаконной. Созданию имплицитности в устных и письменных текстах способствуют такие лексемы как контроль, соглядатайство, наблюдение, рекогносцировка, обследование, разведывательные операции:

«Американские военные усилили наблюдение за позициями российских частей в Сирии» (RT. Статья «CNN: США усилили слежку за российской армией в Сирии после «угроз» Москвы» от 25.09.2017).

Эвфемизм наблюдение удачно используется для создания имплицитности в сообщении. Лексема не только нейтрализует отрицательный денотат, но также благодаря отвлеченному значению не вызывает у реципиента ассоциаций со шпионажем, который на самом деле ведется американцами за российскими базами.

«В Минобороны России заявили, что причиной инцидента с обстрелом международной коалицией во главе с США сирийских ополченцев стали не согласованные с Россией разведывательно-поисковые действия ополченцев.» (RT. Статья «В Минобороны России прокомментировали обстрел коалицией сирийских ополченцев» от 08.02.2018).

Словосочетание разведывательно-поисковые действия может интерпретироваться адресатами как осмотр местности для выявления объектов противника и вызывать положительные представления о поисковой деятельности служб. Используемый эвфемизм не имеет такой резко негативной коннотации, как слова шпионаж или слежка. Тем не менее, данный пример представляется не самым удачным вариантом камуфлирования отрицательного денотата, так как начальная часть сложного прилагательного помогает понять, что речь идет о некой разведке, и имплицитность может быть легко раскрыта реципиентом.

Как видно, при помощи эвфемизмов можно достичь не только эффекта нейтрализации негативного денотата, но и создать положительные образы таких отрицательных явлений, как война или ликвидация террористов.

В заключении можно сказать, что эвфемистические единицы успешно и очень часто используются в политической коммуникации для создания имплицитности. Особенно актуально вуалирование смысла сообщений в период кризисных ситуаций. Связано это не только с нормами ведения политкорректного диалога на международной арене, но также и с необходимостью представления информации гражданам в деликатной форме и желанием осветить негативные события внешней политики, не сея паники в обществе.

Согласно проведенному исследованию в современном политическом дискурсе чаще всего проявление имплицитности заметно в высказываниях, содержащих сообщения о войне,  военных действиях, о террористических группировках, других странах-участницах конфликта и в высказываниях, информирующих о шпионаже. Большинство использующихся эвфемистических реноминаций успешно способствуют нейтрализации и появлению имплицитности в речи. Наиболее продуктивным способом порождения имплицитности является упоминание отвлеченных понятий и абстрактных слов. Не менее частым способом также является использование аббревиатур, не всегда знакомых реципиенту. Особенно эффективен данный прием при употреблении целого ряда аббревиаций в одном утверждении. Иностранная терминология, метафоры, особые синтаксические конструкции и двусмысленные номинации также являются удачными способами создания имплицитности. Еще одним популярным приемом служит использование ряда неопределенных эвфемистических выражений, смысл которых можно понять только из полного контекста, полагаясь на пресуппозицию и различные когнитивные механизмы.

Имплицитность, будучи одной из ярких характеристик современной политической коммуникации, играет большую роль в процессе передачи информации о внешней и внутренней политике гражданам, и благодаря эвфемизмам появляется все больше ресурсов для речевого манипулирования, запутывания и убеждения аудитории. В связи с существованием напряженной ситуации в пограничных регионах, а также продолжением санкционной борьбы и обострением отношений с Западом, проблема создания преднамеренной имплицитности при помощи эвфемизмов является актуальной для дальнейшего исследования.

Список литературы:

1. Арнольд И.В. Импликация как прием построения текста и предмет филологического изучения. Вопросы языкознания, № 4. М: Наука, 1982. С. 83-91.
2. Бондарко А.В. Эксплицитность/имплицитность выражения смыслов в общей системе категоризации семантики. Семантико-дискурсивные исследования языка: эксплицитность/имплицитность выражения смыслов: материалы междунар. науч.конф. Калининград, 2005. С. 22-33.
3. Долинин К. А. Имплицитное содержание высказывания. Вопросы языкознания, № 6. М: Наука, 1983. С. 37-47.
4. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. М.: Русский язык, 2000. 1233 с.
5. Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. М: МГУ, 1976. 312 с.
6. Кипрская Е.В. Политические эвфемизмы как средство камуфлирования действительности в СМИ (на примере конфликта в Ираке 2003-2004 г..):автореф. дисс. … канд. фил.наук. – Ижевск, 2005.
7. Кузнецов С.А. Большой толковый словарь русского языка. СПб.: Норинт, 2000. 1536 с.
8. Меликян В.Ю. Синтаксические конструкции с противоположными значениями негопозитивности и оценки в современном русском языке: дис…к.ф.н.: 10.02.01 – Краснодар, 1996.
9. Москвин В.П. Эвфемизмы в лексической системе современного русского языка. – М.: Ленанд, 2010. 264 с.
10. Прохоров А.М. Большой энциклопедический словарь. Гл. ред. А.М. Прохоров. М: Большая Российская энциклопедия, 2000. 1456 с.
11. Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М.: Просвещение, 1985. 399 с.
12. Сеничкина Е.П. Словарь эвфемизмов русского языка, – М.: Флинта, 2008. 460 с.
13. Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. М.: Альта-Принт, 2005. 1216 с.
14. Чудинов А.Н. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. СПб., Издание В. И. Губинского, 1894. 1004 с.
15. Эзех А.О. Коммуникативное смягчение в директивных речевых актах (на материале русско- и немецкоязычного диалогического дискурса): дис… к.ф.н.: 10.02.20 – М., 2018. 147 с.